ножнам, что висели на его поясе. Усталым движением, словно наконец добрался до дома, он опустил на землю седло, которое нёс на плече. Стянув шапочку, он отёр лицо рукавом куртки. Чёрные волосы его были коротко подстрижены, открывая уши. Он равнодушно глянул снизу вверх на Жиля и сказал:

   — Я рыцарь Иерусалимского Храма. Мне нужен твой конь. Слезай.

Возбуждённый ропот пробежал среди охранников Сибиллы:

   — Тамплиер... тамплиер...

Жиль опустил меч. Сибилла подъехала ближе, разглядывая светловолосого рыцаря, и наконец под разводами грязи увидела на груди его куртки алый крест.

Она резко повернулась к Жилю, который застыл рядом с ней, с мечом поперёк луки седла и сведёнными судорогой челюстями.

   — Ну? — осведомилась она. — Чего ты ждёшь? Отдай ему своего коня.

Жиль со злобой глянул на неё. В это время остававшийся на дороге тамплиер подбежал к черноволосому воину.

   — Узнай, не найдётся ли у них поесть, — попросил он.

Сибилла втиснула лошадь между ним и Жилем.

   — Мы поможем вам. Я — принцесса Иерусалимская Сибилла, моим отцом был король Амальрик, а король Бодуэн — мой брат. Скажите, чем я могу служить вам.

Она ожидала, что ей выкажут уважение, должную почтительность, хотя бы малую толику признательности, но черноволосый тамплиер не удостоил её даже взглядом. Он обратился к своему спутнику:

   — Скажи ей, что она может убираться в Керак, или откуда она там ещё взялась, — да побыстрее. А повозку пусть бросят здесь.

Жиль между тем спешился, и тамплиер обошёл Сибиллу, чтобы принять у него повод коня.

   — Приведи коня и моему брату, — велел он Жилю. — Да пошевеливайся!

Лицо Сибиллы горело. Кажется, она была достаточно вежлива с этим грязным ничтожеством! Второй тамплиер шагнул вперёд, поднял к ней лицо — юное, обрамленное каштановой бородкой, с неожиданно синими глазами под запавшими, обожжёнными солнцем щеками.

   — Молю тебя, принцесса, прости Святого. Обет запрещает ему даже замечать женщин. Дело наше срочно. Саладин вышел из Египта, он ведёт с собой на север армию в тридцать тысяч воинов. Мы должны попасть в Аскалон, там будет нанесён его первый удар.

   — Саладин?! — потрясённо переспросила она. — Но это невозможно! — Она повернулась в седле, глядя на юг, на бескрайнюю пустыню. — Они никогда не нападали из Египта.

   — Теперь это случилось, — сказал юный тамплиер. — Мой брат прав, принцесса. Вам надо спасаться, а повозка едет слишком медленно.

   — Моя кузина не ездит верхом, — сказала Сибилла.

Черноволосый тамплиер вскочил на коня Жиля.

   — Так привяжите её к седлу, — бросил он, по-прежнему отводя глаза от Сибиллы, точно она была недостойна его взгляда. Подскочил оруженосец со вторым конём. Тамплиер с каштановой бородкой принял у него повод и сел в седло. Черноволосый тамплиер оглянулся через плечо, в упор взглянул на всё ещё спешенного Жиля. Красное лицо рыцаря из Керака ещё больше помрачнело.

   — Доставишь седло в Иерусалимский Храм, — бросил тамплиер и пустил коня Жиля быстрой рысью; второй рыцарь поспешил за ним.

   — Грязный урод, — едва слышно пробормотала Сибилла.

И с тревогой вновь взглянула на юг. Если правда то, что поведали тамплиеры, и сарацины идут из Египта, то Иерусалимское Королевство беззащитно перед ними: христианские армии, насколько ей известно, были всё ещё далеко на севере, у Хомса и Алеппо. Она должна отправиться в Аскалон и сделать всё, что сможет.

Жиль перевёл на неё сердитый взгляд.

   — Ну? Ты слышала его? Выволакивай свою кузину из этой чёртовой коробки, и поехали.

   — Да, — кивнула она. — Неплохо придумано, Жиль. — И направила коня к повозке, чтобы помочь Алис взгромоздиться в седло.

ГЛАВА 2

   — Ну, — заметил Марк, — вот и они.

Раннульф сдвинул шлем на затылок.

Их потные кони стояли на кромке крутого, поросшего кустарником холма; перед рыцарями длинный пологий склон нисходил к равнине, что простёрлась на запад и юг — к Аскалону и к морю. В недвижном воздухе густо висела пыль, затемняя тускло-зелёные склоны холмов. Войско сарацин струилось сквозь эту бурую вспененную дымку, как огромная река.

Здесь из холмов вырывалось вади — широкое пересохшее русло, врезанное в равнину. Авангард Саладинова войска уже пересёк его. Арьергард терялся из виду где-то вдали на юге, возможно, всё ещё вблизи Рамлеха, который сарацины разграбили и сожгли ночь назад. Враги двигались в беспорядке: им было известно, что нигде на сотни миль вокруг нет армии христиан, способной заступить им путь; если они и заметили горстку франков, затаившихся в холмах между ними и Иерусалимом, то не выказали к ним никакого интереса. Они катились волнами — длинные вереницы верблюдов, груженных тюками, с корзинами по бокам, а в каждой корзине — копейщик либо лучник. Были там и конные лучники — бедуины, подобные стаям чаек в своих длинных белоснежных одеяниях. Среди них бежали пешие воины; порой всадник позволял им схватиться за стремя — и несколько шагов они проносились по воздуху.

   — Они будут переходить вади самое меньшее два дня, — сказал Марк.

   — Возможно. — Раннульф знал эти места. Русло было широким и мелким — несерьёзная преграда, но южный берег падал отвесно вниз футов на десять — пятнадцать, и войско сарацин сгрудилось на высоком краю, кони и верблюды сбивались тесно и артачились. Подходящие сзади растекались в обе стороны, так что теперь весь южный берег вади занимали сарацины. В то время, как Раннульф смотрел на них, большой кусок берега обвалился под их тяжестью. Дюжина коней заскользила вниз, осыпая песок; до тамплиеров донеслись визг и ржание.

   — Сюда едет король, — сказал Марк. — Что ты намерен сказать ему? Бог мой, это катастрофа.

Раннульф покачал головой, не отводя взгляда от скопища на равнине. Их были тысячи, десятки тысяч; он устал, пытаясь сосчитать их. Между ними и Иерусалимом с Гробом Господним стояло менее пяти сотен франков — и они по большей части не были рыцарями.

По иссушенному склону за его спиной зацокали копыта, и, повернувшись, Раннульф увидел короля Иерусалимского — он скакал вверх вместе с магистром Иерусалимского Храма и настоятелем монастыря Святого Георгия, трясущимся на белом осле. На вершине, бок о бок с тамплиерами, молодой король осадил коня и окинул взглядом лежащие на юге земли. У него вырвался резкий вздох.

Раннульф пристально смотрел на него. Король был ему интересен. Бодуэну было семнадцать лет; три года из них он был королём. Но ещё дольше, чем королём, он был прокажённым. Болезнь обратила его лицо в бугристую маску, губы покрывали болячки. Ворсистый шёлк