Ричард Деминг Грим как улика

Хотите верьте, хотите нет, но сначала мы не собирались грабить банк. Все началось однажды вечером в квартире Чарльза Эшли. Мы закрыли учебники. Мел готовился к семинару по психологии, поэтому разговор зашел о преступниках и о том, как устроены у них мозги.

— Успешных преступников можно пересчитать по пальцам, потому что их интересует только нажива и они из рук вон плохо разрабатывают планы преступлений, — как всегда безапелляционно заявил Чарльз Эшли. — Хорошо разработанный план — вот основа преступления.

— Вспомни Уилли Саттона, — возразил я. — Он не раз грабил банки и успешно уходил от погони.

— Верно, — снисходительно улыбнулся Чарльз, — но в конце концов попался. Если мне не изменяет память, он получил 135 лет. Его планы никогда не простирались дальше самого ограбления. В результате после каждого он превращался из охотника в объект охоты… Я, если хотите знать, мог бы ограбить банк, и никто бы меня не поймал.

— С какой стати тебе грабить банк? — хмыкнул Мел. — Тебе и так принадлежит половина денег, которые лежат в них.

— В том-то все и дело, — победно улыбнулся Эшли. — Самый умный преступник тот, кому деньги не нужны.

— А я бы пошел на ограбление только ради денег, — пожал я плечами. — Мой отец не мультимиллионер.

— Мой тоже, — поддержал меня Мел Харрисон.

Мы познакомились на первом курсе Лос-Анджелесского университета и с тех пор были не разлей вода. В каждом из нас было то, чего не хватало другим. Наверное, поэтому мы и дружили четыре года.

Чарльз Эшли всегда и во всем привык быть первым. Его IQ совсем немного не дотягивал до 200. Но и у него был недостаток — он стеснялся девушек.

Мел Харрисон был самым высоким и сильным парнем на всем факультете, а вот с умом у него была напряженка. Мел блистал на футбольном поле так же, как Чарльз — в аудитории.

Я — Гарри Уорт, самый обыкновенный парень. Учусь сносно, но при этом не сижу над учебниками до посинения. Единственное мое увлечение — стрельба. Попасть с 50 ярдов в пятицентовую монету для меня раз плюнуть!

Но больше всего мы отличались социальным положением.

Эшли-старший качал нефть и считался одним из самых богатых людей Америки. Чарльз ездил на роскошной машине с откидным верхом и жил в четырехкомнатной квартире в Санта-Монике. Родители Мела были средними американцами, поэтому он ездил на «форде» пятилетней давности и жил в университетском общежитии. Мои родители едва сводили концы с концами. Я жил на чердаке и работал вечерами официантом в ресторане. Моя разбитая колымага обошлась мне в 25 долларов.

— Самое главное, — продолжил Чарльз Эшли, — избежать подозрений. Но ни у одного налетчика фантазия не простирается дальше маски или фальшивых усов. Настоящий же бандит провернет дело так, что его фотороботы будут на него совершенно не похожи. Если решить эту проблему, то необходимость прятаться отпадет сама собой.

— Но как этого добиться? — вздохнул Мел.

— Грим, — улыбнулся Чарльз. — Все преступники начинают менять внешность после ограбления, а не до. Я говорю об опытном гримере, который способен до неузнаваемости изменить внешность человека. Чтобы изменить форму лица, за щеки закладывают шарики из ваты. Если нужно поменять нос, на него накладывают специальную пасту. Так же можно поступить и с ушами. Изменить фигуру еще легче — насовать в нужных местах ваты и все в порядке!

— А это идея! — с восхищением воскликнул Мел Харрисон. — Но почему до нее еще никто не додумался?

— Потому что банки грабят безмозглые идиоты. А те, у кого хватило бы ума сделать это, попытался загримироваться собственноручно и тоже завалил дело. Если бы я решил ограбить банк, то мою внешность менял бы сам Бенджамин Фаст.

Имя Бенджамина Фаста, недавно получившего «Оскар» за грим в «Соборе Парижской Богоматери», гремело по всей стране. На церемонии награждения он хохмы ради загримировал двух известных актеров друг в друга так, что никто ни о чем не догадался.

На этом наш первый разговор об ограблении банка закончился.

Через несколько дней мы вновь собрались у Чарльза. Немного позанимавшись, достали из холодильника пиво и включили магнитофон.

— У надежного клиента есть одно большое преимущество, — сказал Эшли и объяснил: — У меня счет в «Какстон Трасте», это совсем недалеко отсюда. Вчера я сделал очередной взнос и зашел к президенту банка поболтать. Мистер Кристофер устроил мне экскурсию по банку и любезно ответил на все вопросы. Больше всего денег, полторы сотни тысяч долларов, в банке в пятницу вечером. — Мел изумленно присвистнул. — По пятницам банк закрывается в шесть, но хранилище обычно работает до семи — кассиры пересчитывают наличность. Чтобы попасть в подвал, нужно только перелезть стойку. — Эшли взял со стола лист бумаги с планом здания. — Это главный вход с Уилшайрского бульвара. Это черный, он выходит на автостоянку за зданием. Эти длинные прерывистые линии — стойки и столы, за которыми сидят служащие. Справа кассиры, здесь бухгалтерия, слева кредитный отдел. За исключением президента, все сидят в огромном зале. По пятницам Кристофер уходит на час раньше, в пять.

— А это что такое? — я показал на квадратик в правом нижнем углу.

— Телефонный коммутатор и место единственного охранника. Ровно в шесть часов он закрывает переднюю дверь, потом выпускает всех через черный ход и запирает его. Лучше всего грабить в шесть, сразу после закрытия.

Мы с Мелом были уверены, что все это игра. Нам и в голову тогда не приходило, что он может говорить серьезно.

— А как мы попадем внутрь, если двери закрыты? — поинтересовался Харрисон.

— Зайдем в банк минут за десять до закрытия, — снисходительно улыбнулся Чарльз. — У Гарри будет портфель с мешками для денег. Мы с Мелом войдем с пустыми руками. Охранник стоит у черного хода и выпускает клиентов. Действовать начинаем, когда все уйдут. Мел подходит к черному ходу последним. Пока охранник возится с замком, он наводит на него пистолет и обезоруживает.

— А что мы с тобой будем делать? — улыбнулся я.

— Я перекусываю кусачками все телефонные провода, достаю пистолет и заставляю всех лечь лицом вниз. Пока мы с Мелом будем следить за сотрудниками, ты спустишься в хранилище и набьешь мешки деньгами. Затем очистим кассы и спокойно уйдем.

— А сигнализация? — спросил Харрисон.

— Сигнализация будет молчать, потому что здание будет