оптимистичная подруга сейчас просто стоит и плачет. Но ещё страшнее было то, что каждая её фраза была мне знакома. Каждая…
— Лиз…
— Ты даже представить себе не можешь, каково мне было, — глотая слова напополам со слезами, она по-прежнему не оборачивается, вглядываясь в ночную улицу за стеклом. — Единственный близкий человек, которому я доверяла, говорит такое… Боже, как же я злилась на тебя! Почти ненавидела. Но потом поняла… поняла, что именно злость дала силы идти дальше. Перестать быть… перестать быть тряпкой и слабачкой.
Я не выдерживаю, плюнув на вся и всё, и бросаюсь к ней, обнимая сначала со спины, а потом нормально уже, стоит только Бэт обернуться. И сама не плачу даже — реву, не в состоянии сдержать дурацких слёз.
Молчим мы, кажется, не меньше получаса, сначала вдоволь наплакавшись, а потом успокаивая другу друга. Господи, то годами слезинки не роняла, а тут второй раз за неделю как рёва-корова. Нервы ни к чёрту, валерьяночки попить, что ли… — Лизка-а, ну прости дуру, — утирая сначала свою мокрую моську краем футболки, а потом подругину — кончиками пальцев, чтобы ещё сильнее не испортить поехавший макияж, прошу я. — Прости, сама не помню толком, что наговорила тогда. Просто так страшно было, никакие уговоры не помогали, ты лежала и смотрела в потолок, а я…я же ничего сделать не могла. — Ты всё правильно сделала, — шмыгая носом, не соглашается Бэт. — Это как нарыв вскрыть — больно, но нужно, обязательно, иначе хуже будет. — Да уж, доктор из меня тот ещё. Криворукий невротик, ужас просто. Тебе надо найти специалиста получше. — Неа, не надо, меня полностью устраивает этот. Самый лучший. — Это ты у меня самая лучшая, — растроганно отзываюсь я, с энтузиазмом вовлекаясь в ещё одну порцию обнимашек. На этот раз без дополнительного полива.
— Ты же больше не обижаешься, правда? — интересуется Лиза уже позже, когда мы просто валяемся на кровати и разговариваем о чём угодно, кроме главной темы вечера. — Конечно, не обижаюсь, — почти честно соглашаюсь я. И добавляю, ведь ей замечательно известна моя идея-фикс по поводу мести, которая по факту никогда не реализуется. — Но мстить точно буду. Как-нибудь у вас в квартире проколю все презервативы, му-ха-ха. — Поняла, тебя в гости больше не зовём, — улыбаясь, соглашается Бэт. — А если серьёзно? — Серьёзно… Почему ты согласилась? Вот про кальян не заливай только, если бы ты изначально не рассматривала эту мысль, как имеющую право на существование, даже под наркотой нашла, как отмазаться. Лиза переворачивается на живот, подперев голову руками и задумчиво глядя на полог балдахина. — Может потому, что мысль реально была разумная? Вас нужно было столкнуть уже в одной точке пространства, чтобы дать определиться. И тут было два варианта: либо вы бы разочаровались в друг друге, разругались окончательно и разбежались со спокойной душой, либо… — Либо то, что имеет в итоге. — Точно. Скажу честно, я как раз на это и надеялась. — Вот не сомневалась даже. — И не сомневайся. Потому как предложил-то поменяться как раз Тимофей. Я даже приподнимаюсь, чтобы взглянуть на неё и убедиться, что не послышалось: — Погоди, Фей? — Ага. И уговаривал, когда я сначала сказала нет, весьма активно. — Но… — Не знаю, у него спрашивай, с чего бы это, — уловив ход мыслей, прерывает меня Лиза. А потом вдруг уточняет обеспокоенно: — Ты же не собираешься его бросить, правда? — Что? Нет, конечно. Пусть мучается теперь. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся. — Добрая ты… — А то! Доброта моя безгранична, — я зеваю, едва успев прикрыться ладошкой. — Блин, вечно меня после того, как поплачу, спать тянет. — Ой, и время уже. Ну, мы поехали тогда, нужно только такси вызвать. Машину завтра заберём, пусть стоит. — Какое такси? — я с кряхтением сползаю с кровати, добредя до шкафа и вытащив оттуда комплект постельного. — На, держи. Хотите, Котова выгоняйте, хотите диван раскладывайте, в общем, решайте сами. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — подруга секунду мешкает, а потом всё же наклоняется, поцеловав меня в щёку. — Люблю тебя, вредина. — И я тебя. Но прости, у меня парень есть… Из комнаты Лизка выходит с улыбкой, почти в точности копирующей мою.
Предлагая Бэт потеснить Фея, я и не сомневалась, что делать этого не придётся. Так что открывшаяся спустя минут десять (когда я уже лежу под тёплым одеялом, но всё равно никак не могу согреться) дверь тоже не удивляет. Как, впрочем, и пробравшийся в кровать котофей. — Меня выгонят? — тоном, в котором лишь наполовину несерьёзной жалобности, шёпотом уточняет он. — Как кота помойного, — мигом соглашаюсь я, — если не расскажешь, зачем. Конкретизировать не собираюсь, пусть думает сам. Впрочем, животрепещущим пока остаётся лишь один вопрос, остальные вторичны. — Не знаю, — отзывается Фей, когда я уже и впрямь задумываюсь о результативности выдворения его из постели. — Потому что подвернулся момент, не воспользоваться которым было бы глупо. Потому что реально хотелось помочь с машиной, но знал, куда ты пошлёшь меня с такой помощью. Потому что объективно такой расклад был выгоден для всех. — И какой вариант правильный? — Все. Ни один. Не знаю, — глубокий вдох и медленный выдох дают понять, что не мне одной непросто. — Потому как я охренеть какой терпеливый, Крис… Но это не значит, что нужно сидеть у моря, даже не забросив сети, и ждать, пока поймается Золотая Рыбка. Была русалка, стала золотая рыбка? Ну уж нет, я не согласна! — Знаешь, что? — в темноте виден только его силуэт, но и того достаточно. — Завтра ты мне всё расскажешь. В таких деталях, чтобы самый дотошный следователь не прикопался, понял? — Чистосердечное признание смягчает ответственность? — Именно. — А сейчас? — А сейчас хочу спать. И мне ужасно холодно… Фею хватает намёка. В следующую секунду я оказываюсь прижата к горячему телу, уложена головой на его плечо и с ногами, зажатыми между чужих лодыжек. — Блин, правда ледяная. Вот, а ещё вечно споришь, когда я тебя Ариэль зову. — Что думаешь, русалочка зря принца себе среди людей приглядела? — потеревшиись не менее холодным носом о шею кошака, взамен уточняю я. — Чтобы греться об него, точно тебе говорю. Котов усмехается, прижимая к себе плотнее. — Ну, принц из меня, конечно, так себе… — Вот давай Ариэль сама решать будет, кто принц, а кто там, русал залётный, ладно? Ещё один смешок касается волос, перейдя в поцелуй:
Молчим мы, кажется, не меньше получаса, сначала вдоволь наплакавшись, а потом успокаивая другу друга. Господи, то годами слезинки не роняла, а тут второй раз за неделю как рёва-корова. Нервы ни к чёрту, валерьяночки попить, что ли… — Лизка-а, ну прости дуру, — утирая сначала свою мокрую моську краем футболки, а потом подругину — кончиками пальцев, чтобы ещё сильнее не испортить поехавший макияж, прошу я. — Прости, сама не помню толком, что наговорила тогда. Просто так страшно было, никакие уговоры не помогали, ты лежала и смотрела в потолок, а я…я же ничего сделать не могла. — Ты всё правильно сделала, — шмыгая носом, не соглашается Бэт. — Это как нарыв вскрыть — больно, но нужно, обязательно, иначе хуже будет. — Да уж, доктор из меня тот ещё. Криворукий невротик, ужас просто. Тебе надо найти специалиста получше. — Неа, не надо, меня полностью устраивает этот. Самый лучший. — Это ты у меня самая лучшая, — растроганно отзываюсь я, с энтузиазмом вовлекаясь в ещё одну порцию обнимашек. На этот раз без дополнительного полива.
— Ты же больше не обижаешься, правда? — интересуется Лиза уже позже, когда мы просто валяемся на кровати и разговариваем о чём угодно, кроме главной темы вечера. — Конечно, не обижаюсь, — почти честно соглашаюсь я. И добавляю, ведь ей замечательно известна моя идея-фикс по поводу мести, которая по факту никогда не реализуется. — Но мстить точно буду. Как-нибудь у вас в квартире проколю все презервативы, му-ха-ха. — Поняла, тебя в гости больше не зовём, — улыбаясь, соглашается Бэт. — А если серьёзно? — Серьёзно… Почему ты согласилась? Вот про кальян не заливай только, если бы ты изначально не рассматривала эту мысль, как имеющую право на существование, даже под наркотой нашла, как отмазаться. Лиза переворачивается на живот, подперев голову руками и задумчиво глядя на полог балдахина. — Может потому, что мысль реально была разумная? Вас нужно было столкнуть уже в одной точке пространства, чтобы дать определиться. И тут было два варианта: либо вы бы разочаровались в друг друге, разругались окончательно и разбежались со спокойной душой, либо… — Либо то, что имеет в итоге. — Точно. Скажу честно, я как раз на это и надеялась. — Вот не сомневалась даже. — И не сомневайся. Потому как предложил-то поменяться как раз Тимофей. Я даже приподнимаюсь, чтобы взглянуть на неё и убедиться, что не послышалось: — Погоди, Фей? — Ага. И уговаривал, когда я сначала сказала нет, весьма активно. — Но… — Не знаю, у него спрашивай, с чего бы это, — уловив ход мыслей, прерывает меня Лиза. А потом вдруг уточняет обеспокоенно: — Ты же не собираешься его бросить, правда? — Что? Нет, конечно. Пусть мучается теперь. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся. — Добрая ты… — А то! Доброта моя безгранична, — я зеваю, едва успев прикрыться ладошкой. — Блин, вечно меня после того, как поплачу, спать тянет. — Ой, и время уже. Ну, мы поехали тогда, нужно только такси вызвать. Машину завтра заберём, пусть стоит. — Какое такси? — я с кряхтением сползаю с кровати, добредя до шкафа и вытащив оттуда комплект постельного. — На, держи. Хотите, Котова выгоняйте, хотите диван раскладывайте, в общем, решайте сами. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — подруга секунду мешкает, а потом всё же наклоняется, поцеловав меня в щёку. — Люблю тебя, вредина. — И я тебя. Но прости, у меня парень есть… Из комнаты Лизка выходит с улыбкой, почти в точности копирующей мою.
Предлагая Бэт потеснить Фея, я и не сомневалась, что делать этого не придётся. Так что открывшаяся спустя минут десять (когда я уже лежу под тёплым одеялом, но всё равно никак не могу согреться) дверь тоже не удивляет. Как, впрочем, и пробравшийся в кровать котофей. — Меня выгонят? — тоном, в котором лишь наполовину несерьёзной жалобности, шёпотом уточняет он. — Как кота помойного, — мигом соглашаюсь я, — если не расскажешь, зачем. Конкретизировать не собираюсь, пусть думает сам. Впрочем, животрепещущим пока остаётся лишь один вопрос, остальные вторичны. — Не знаю, — отзывается Фей, когда я уже и впрямь задумываюсь о результативности выдворения его из постели. — Потому что подвернулся момент, не воспользоваться которым было бы глупо. Потому что реально хотелось помочь с машиной, но знал, куда ты пошлёшь меня с такой помощью. Потому что объективно такой расклад был выгоден для всех. — И какой вариант правильный? — Все. Ни один. Не знаю, — глубокий вдох и медленный выдох дают понять, что не мне одной непросто. — Потому как я охренеть какой терпеливый, Крис… Но это не значит, что нужно сидеть у моря, даже не забросив сети, и ждать, пока поймается Золотая Рыбка. Была русалка, стала золотая рыбка? Ну уж нет, я не согласна! — Знаешь, что? — в темноте виден только его силуэт, но и того достаточно. — Завтра ты мне всё расскажешь. В таких деталях, чтобы самый дотошный следователь не прикопался, понял? — Чистосердечное признание смягчает ответственность? — Именно. — А сейчас? — А сейчас хочу спать. И мне ужасно холодно… Фею хватает намёка. В следующую секунду я оказываюсь прижата к горячему телу, уложена головой на его плечо и с ногами, зажатыми между чужих лодыжек. — Блин, правда ледяная. Вот, а ещё вечно споришь, когда я тебя Ариэль зову. — Что думаешь, русалочка зря принца себе среди людей приглядела? — потеревшиись не менее холодным носом о шею кошака, взамен уточняю я. — Чтобы греться об него, точно тебе говорю. Котов усмехается, прижимая к себе плотнее. — Ну, принц из меня, конечно, так себе… — Вот давай Ариэль сама решать будет, кто принц, а кто там, русал залётный, ладно? Ещё один смешок касается волос, перейдя в поцелуй: