пробегали грузчики, низко согнувшись под тяжестью бревен, гарцевали всадники. Крики людей и животных, скрип повозок и блоков, которые втаскивали на суда грузы, грохот от падения бревен, пыль, запахи смолы, муки, потных тел убили утреннее очарование.

«Где же искать капитана-командира?» — подумал я. Я знал, что дома Магеллана не застать, он и ночевал обычно на корабле, лишь изредка появлялся в кругу семьи, чтобы обнять свою молодую жену и поцеловать недавно родившегося сына.

Мне приходилось плавать по Средиземному морю, часто бывать в портах, но обычно я встречал или провожал суда, а как снаряжают их в плавание, видеть не доводилось. Кроме того, меня удивили малые размеры кораблей: самый большой из них был вдвое меньше гребных галер-фуст, которыми пользуются в Италии, а ведь фуста считается легкой галерой. Правда, Колумб имел суда еще меньше, но с тех пор прошло много лет, и португальцы, например, ходили в Индию на кораблях до тысячи двухсот бочек водоизмещением, то есть почти в десять раз больше «Сант-Яго»…^[18]

Эти мысли проносились у меня в голове, пока я присматривался к толпе, отыскивая человека, у которого я мог бы спросить, где находился сеньор Фернандо де Магеллан, командор армады. Не становиться же у борта «Тринидада» и кричать, закидывая голову: «Эй, где тут у вас капитан-командир?»

Мимо меня, резво подпрыгивая, пробежал мальчик лет тринадцати в черной блузе, коротких шароварах, босиком. Я окликнул его:

— Ты местный житель?

— Нет, сеньор, — учтиво склоняя голову, ответил он, — Я из Галисии. Взят юнгой на «Тринидад».

— Может быть, ты знаешь, где сейчас командор Магеллан?

— Знаю, сеньор. Пойдемте, сеньор, я покажу. — И мальчик бодро зашагал вперед. Я старался не отстать от него, увертываясь от грузчиков, натыкаясь на кипы поклажи, мусора и тела животных. Я оглядывался вокруг, стараясь заранее увидеть дворянина, одетого со всей пышностью, подобающей высокому посту командора. Но мальчик подвел меня к группе людей в будничной одежде, возившихся среди бочонков.

— Сеньор командор, — сказал мальчик, — вас разыскивает вот этот господин.

Человек, к которому он обратился, стоял к нам спиной, запустив обе руки в бочку с мукой. Он не торопясь вытащил их оттуда и повернулся ко мне, обтирая ладони прямо о парусиновые штаны.

Я опешил. Меньше всего я ожидал увидеть таким мореплавателя, о котором говорила вся Испания, из-за которого ссорились короли. Он был ниже меня ростом примерно на полголовы. Густые, черные, чуть вьющиеся усы и округлая борода скрывали скулы и щеки, видны были только нос с горбинкой и прямые подвижные губы. Если бы не изящная шерстяная шапочка с золотым шнуром на голове, командор в своей блузе из старой парусины стал бы неотличим от матроса.

— Я к вашим услугам, сеньор, — сказал он, даже не взглянув на меня, отряхивая муку с рук.

Я сбивчиво представился и сказал, что почту за счастье участвовать в плавании столь искусного и известного знатока океана. Впрочем, за меня должны были говорить рекомендательные письма. Мои опекуны, как я и предполагал, постарались на славу: от таких рекомендаций не отмахнулся бы и сам король. Кстати, там было и два письма от ближайших придворных Карла V; от них Магеллан и его экспедиция всецело зависели. Кроме того, произнесла свое веское слово знаменитая фирма Фуггеров^[19], главный кредитор экспедиции: по ее поручению сеньор Кристобаль де Аро снаряжал армаду командора, за что король Мануэл конфисковал все товары и закрыл все лавки Аро на территории Португалии, впрочем, он это сделал раньше, чем Аро прибыл в Испанию. Сам сеньор Аро тоже подписал мою рекомендацию — для солидности, ибо легко мог просто перемолвиться обо мне с командором, с которым каждодневно встречался.

Магеллан взял письма и начал читать. Я с удовольствием заметил, что читал он бегло — редкостное свойство для португальского дворянина, тем более моряка. Вокруг шумел порт, орали ослы; матросы, не обращая на меня внимания, перекатывали бочонки у наших ног; юнга, сложив губы гармошкой, с необычайной внимательностью рассматривал мои мавританские ножны, а я стоял и ждал слов, решающих судьбу.

— Нет, — сказал Магеллан, осторожно сворачивая последний лист. — Нет, сеньор Викорати, я не возьму вас с собой. Экипаж укомплектован, не осталось ни одного места. Прошу извинить, сеньор, ждут дела. — Он чинно склонил голову, прощаясь, и впервые посмотрел мне прямо в глаза.

Я вздрогнул под его взглядом. Он посмотрел как толкнул, как отодвинул глазами. Глаза были небольшие, густо-коричневые. И жила в его взгляде, кроме удальства и дерзости, частых у португальцев, такая внутренняя сила, что взгляд ощущался как физическое давление. Командор смотрел так несколько мгновений, потом, отвернувшись, потянулся к бочонку.

Ночью я долго бродил по узким севильским улицам и бранил себя всеми словами, какие знал. Теперь-то я, кажется, начинал понимать, почему испанский король и даже сам Хуан де Фонсека^[20], ведавший заокеанскими плаваниями, хитроумнейший, коварный и осторожный, сразу же предпочли португальца своим, испанским мореходам. Этому человеку достаточно было заглянуть в глаза. Нечто гораздо более убедительное, чем слово и мысль, стояло за тем, о чем он говорил. Чувствовалось, что перед тобой вождь, воитель и капитан, как говорится, от бога. И если он дерзает, то все святые будут на его стороне и провидение одарит его удачей там, где усилия других бессмысленны и недостойны.

Мимо меня несколько раз прошла ночная стража — тускло блеснули под луной алебарды. Порой впереди звучала гитара и слышались звуки серенады, но я тотчас же сворачивал в сторону. В иное время ночная жизнь знаменитого испанского города взывала бы к моему любопытству, однако сейчас мне было не до нее.

Теперь я еще больше хотел плыть именно в это плавание, именно с этим командором, единственный взгляд которого уверил меня в правоте его.

Капитан, собирающийся совершить то, что не удалось другим водителям армад, спеша к возвышенной цели, не считает зазорным тем не менее надеть парусиновую блузу, не гнушается лично проверить муку… Я уже догадывался, почему незнатный моряк стал причиной королевских распрей. Они угадывают силу и возможности Магеллана и, желая использовать их для своей выгоды, одновременно гневаются, что его нельзя покорить или унизить.

Рекомендации мне повредили: командор слишком много знает о жизни, чтобы слушать красивые фразы. Конечно, мои покровители могли бы обратиться к самому королю, и королевский приказ ввел бы меня в экипаж. Но тогда, рассуждал я далее, мне не стать своим и тем более не суметь приблизиться к