конец тренировки всем сетари объявили, что теперь отряды работают в парах. Двенадцатый с четырнадцатым — оба на Муине. Пятый с седьмым — по-моему, удачное сочетание. А главное, первый с четвертым — вероятно, потому что я назвала их своими любимыми, что, пожалуй, было огромной ошибкой, учитывая мое намерение избегать Рууэла.

Четвертый сделал вид, будто ничего не случилось, однако позже, болтая с Глейдом, Мори и Паром, я поняла, что они удручены. Мы обсуждали мои ноги, и поначалу я связала странное поведение ребят с их стремлением не заострять внимание на безобразных шрамах. Но все дело в том, что из-за слияния они будут подчиняться первому отряду на всех маршрутах. Их словно бы понизили.

Рууэл ко мне не приближался. В последний раз мы разговаривали, когда он швырнул снежок мне в лицо, если это можно назвать разговором. После объявления они с Мейзом перекинулись парой слов, затем Рууэл как обычно отделился от присутствующих, а я все оставшееся время беспокойно гадала, почему он не спит и что произойдет, если четвертый отстранят от маршрутов.

До этого я подумывала зазвать к себе в комнату хотя бы Мори и показать ей то, что пыталась рассказать о Земле. Но в итоге пошла с Марой. Запретив ей записывать проекцию, я воспроизвела мой последний семейный праздник, в основном, желая увидеть себя до всего случившегося. Я показалась себе коротышкой, хотя уверена, что с тех пор ни капельки не выросла.

Мара благоразумно промолчала, лишь протянула мне одеяло и посоветовала завтра немного поплавать, пока первый и четвертый отряды будут на совместном задании. Крепко проспав час или около того, я погрузилась в пучину кошмаров. Хороший знак, правда, ведь эти кошмары «настоящие», я сразу же их распознаю и могу себя разбудить. А когда заставляю себя проснуться, голова почти не болит. Но я хочу одного — спать и не думать.

Собираюсь подняться на крышу. Погода так себе, но приемлемая. Может, покажется Нури и отвлечет меня.

Воскресенье, 13 июля

Нет слов

Погода выдалась мерзкая. Ветер дул с такой силой, что было трудно удержаться на ногах, а редкие капли дождя жалили лицо. Однако меня это радовало, так как при шквальном ветре сложно думать о чем-то кроме шквального ветра. Я оставалась на крыше, пока не почувствовала, что все мысли выветрились из головы, а после отправилась к квартирам сетари.

Этажом ниже так и не поспавший Рууэл тоже вошел в последний лифт. Я не заострила на этом внимание, потому, когда открылись двери, округлила при виде него глаза и виновато потупилась. Но тут же ощутила себя идиоткой и поинтересовалась, скажется ли совместная работа двух отрядов на тактике прохождения маршрутов или просто его ускорит.

— Там, где уровень угрозы низкий, мы, вероятно, будем действовать в прилегающих пространствах. Первый займется зачисткой, а мы останемся наблюдать за вратами. Так меньше шансов привлечь ионтов из глубокого пространства.

Голос звучал бесстрастно, но, изучая меня, Рууэл прищурился. Затем прижал к моей щеке тыльную сторону ладони. Горячей в сравнении с моей охлажденной ветром кожей. И без перчатки.

— Задача — улучшить твое общее состояние, — гневно произнес он, ни с того ни с сего разозлившись. — Думал, ты способна определить, в какую погоду не стоит торчать на улице.

Я не понимала, чем вывела его из себя. Убрав руку, Рууэл почти угрожающе навис надо мной, так что захотелось отступить, отчего уже я разозлилась.

— Настолько ценная, что мне нельзя жить? — не менее яростно спросила я.

Он стоял очень близко. Так близко, что я различила зрачок и радужку в черноте его глаз. Рууэл был сам не свой, я никогда его таким не видела. Уставший, напряженный, он сердито смотрел на меня, слово я провинилась уже тем, что находилась рядом. Ему надо было лишь наклонить голову, чтобы добраться до моих губ. Рууэл сминал их, пока я неподвижно стояла, слишком потрясенная, чтобы ответить, и оттеснил меня к стене, когда я вернула поцелуй. Каждое движение излучало гнев.

Лифты ездят чересчур быстро. Двери открылись на этаже третьего и четвертого отрядов. В коридоре никого не оказалась, за что я бесконечно благодарна, но Рууэл все равно прервал поцелуй и прислонился лбом к стене рядом с моей головой.

— Ты не представляешь, как я этого не хочу, — еле слышно произнес он.

Прозвучало не слишком обнадеживающе. Рууэл казался взбешенным.

— Действия расходятся со словами, — только и смогла выдавить я, прекрасно сознавая, что он не отстранился, что его сердце стучит так же громко, как и мое, и что он в ярости.

Рууэл выдохнул скорее раздраженно, нежели изумленно, потом повернул голову и прошептал мне прямо в ухо:

— Ты должна быть уверена, что хочешь этого.

Двери лифта открылись на этаже первого и второго отрядов, но я переваривала услышанное и негодовала по поводу того, как он это сказал. По-прежнему не могу решить, то ли он делал все возможное, чтобы я умчалась в бешенстве, то ли просто был не в силах сдержать чувства. Поскольку Рууэл ни разу не подал виду, что чувства ко мне в принципе существуют, мне потребовалось привести мысли в порядок, прежде чем ответить.

— Что значит «уверена»? — спросила я, отчетливо осознавая, что его рука сжимает мою повыше локтя. — Мы даже толком не разговаривали. Знаю только, что каждый день, не успев проснуться, понимаю, что тебя нет. Ненавижу, когда тебя нет.

Это было трогательное, завуалированное признание, и когда Рууэл отстранился, я не сомневалась, что выбрала неподходящий момент для откровений. Да и выражение его лица отнюдь не обнадеживало. Замкнутое, высокомерное, отчасти присущее человеку его темперамента, отчасти, наверное, проистекающее из его умения читать людей. Однако его рука скользнула вниз, обхватила мою ладонь, а потом он отвернулся, вышел из лифта и повел меня в мою квартиру, в мою спальню.

К тому времени как Рууэл меня отпустил, обернулся и смерил взглядом, я уже едва ли не на стенку лезла, потому что, ну серьезно, он так долго меня отталкивал, а теперь мы сходу прыгаем в койку? Сразу после того, как он заявил, что не хочет этого? Да уж, романтичнее некуда.

Но несмотря ни на что, хорошо это или плохо, я его хотела. Больше всего на свете. Потому, когда Рууэл снял нанокостюм и стянул обвязку, я последовала его примеру. Два неловких раза с Шоном Джеем в фургоне на заднем дворе дома его родителей не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытывала, стоя в одном нижнем белье рядом с Каореном Рууэлом. Во-первых, мы с Шоном много смеялись над нашим общим смущением, и он и на десятую долю не выглядел таким мрачным. А во-вторых, Шон не дрожал от одного прикосновения к моей