боцманам проветривать все каюты и трюмы кораблей.

А дежурных в школах Англии и сейчас иногда называют вахтенными «Святой Анны». Они обязаны следить, чтобы во время перемен форточки в классах были открыты.

Теперь люди живут в больших городах. Иные насчитывают миллионы жителей. По их улицам проезжают тысячи автомобилей и засоряют воздух выхлопными газами.

Над столицей Англии — Лондоном и другими городами иногда появляется ядовитый туман — смог. Случается, что полицейские регулировщики, которые стоят на перекрестках, задыхаются в этом смоге, как некогда пленники «Святой Анны».

Ученые обнаружили в воздухе больших городов много углекислого газа и более четырехсот других вредных веществ. Вот почему у нас в стране существует «Городская служба воздуха». За чистотой его следят сотни санитарных врачей. Это и есть те самые люди, которые «ловят воздух» и делают этим весьма полезное дело. Конечно, не руками, а особыми приборами и исследуют его.

Строго наказывают руководителей предприятий, которые не следят за чистотой воздуха.

В наших школах дежурный по классу несет «вахту свежего воздуха». Очень важную вахту.

И тот ученик, который посадил и вырастил у школы или на улице у дома деревце — крошечную фабрику кислорода, поглощающую вредный углекислый газ, — тоже несет почетную службу охраны воздуха.

В наших «воздушных кладовых» столько богатства, что только береги их да умей ими пользоваться!

Дорогие мои охохонцы

Почему я так назвал вас, мои читатели? Охохонцы — слово старинное. Его найдешь только в словарях, где живет немало слов, которые уже забыты. А иные из них даже приобрели другой смысл.

Когда-то охохонцами называли таких ребят, что готовы заохать или заахать от любой царапины, даже от легкого испуга.

Увидел мышонка, и в страхе забирается на табуретку: «Ах, страшно!» Охают от самой малой боли. Стисни им руку покрепче, пожалуй, заплачут.

Но теперь они встречаются все реже и реже. Не поэтому ли и слово «охохонец» приобрело новый смысл.

Как-то я наблюдал за нетерпеливой очередью ребят в библиотеке и услышал, как седая женщина-библиотекарь сказала, показывая на юных читателей:

— Это все охохонцы — самые лучшие наши книгочеи. Требуют таких книг, чтобы было бы им из-за чего поохать или поахать. «Ах, как интересно!», «Ох, до чего удивительно!» Им подавай книги про Луну, про железо, падающее с неба, — метеориты, про то, как добывают руду или плавят металл. А иные просят книги о далеких неизученных странах. Этот вот, — показала мне библиотекарь на вихрастого паренька, — уже полмира «объездил». Побывал в четырнадцати странах Африки. И все с помощью книг, сам пока дальше пионерского лагеря нигде не бывал.

И я подумал, что этот парень настоящий охохонец. Он обязательно побывает в дальних уголках нашей страны или, быть может, за ее пределами. Будет служить матросом на корабле, поплывет навстречу всем семи тысячам ветрам. Или станет летчиком — разведчиком погоды на наших аэродромах.

Прочитав эту книгу, вы наверняка убедились, что иное, как будто с детства знакомое, оказывается удивительным, необыкновенным.

Если бы на первой страничке этой книги я пригласил бы вас посетить «Музей воздуха», вы, конечно. удивились бы: «Зачем это? Вот он, воздух, в нашей классной комнате, в лесу, который рядом со школьным домом. Любуйся, дыши, вдыхай лесные запахи, прислушивайся к шуму листьев и трав».

А пожалуй, сейчас это вас не удивило бы. Но для «Музея воздуха», если такой создать, потребуется огромное здание со многими залами. Стены музея украсят портреты великих «открывателей воздуха», старинного нашего друга из далекого Милета, по имени Анаксимен, русского ученого Михаила Ломоносова — ему первому удалось взвесить воздух, Роберта Бойля и Роберта Гука, которые мечтали создать «искусственный воздух». Или французского химика Лавуазье — он показал человечеству, из чего состоит воздух, которым мы дышим.

Здесь были бы портреты самых первых разведчиков высоты: подьячего Крякутного и Александра Можайского — создателя первого в мире летательного аппарата тяжелее воздуха, и наших космонавтов — первых звездопроходцев Вселенной.

А сколько залов заполнят там машины, что заставляют воздух работать на нас.

Вот трудолюбиво шумит компрессор.

Каждому мы разрешили бы взять в руки пневматический гайковерт. Одно прикосновение — и гайка завинчена до отказа. Это силач-воздух помог нам.

Отбойный молот горняка, рюкзак с кислородом из багажа храбрых — все найдет здесь свое место.

А пневматическая почта?

Мы еще не сказали о ней ни слова.

Можно опустить письмо в трубу со сжатым воздухом, и оно через минуту окажется на последнем этаже шестнадцатиэтажного здания. Хотелось бы выставить в музее и современную мельницу, очищающую зерно сильной струей сжатого воздуха, и точные часы, действующие силой того же сжатого воздуха, и пневматические контрольные приборы. Они безопасны, потому что не дают искры.

Посетители увидят здесь и газовым «нож», тот, который разрезает металл, будто бумагу, и «машины пустоты» — целые вакуумные линии, с которых одна за другой сходят электрические лампочки и кинескопы для телевизоров.

Нас зовут в кинозал.

Мы видим на экране город, превращенный ураганом в развалины, морские корабли ушедшие на дно не от торпед и пушечных ядер — от ударов ветра. Разбойник-воздух еще гуляет на воле.

Но мы понемногу приучаем воздух подчиняться нам. Создали десятки искусственных морей. Их воды успокаивают удары ветра, словно топят ураган в своих глубинах. Посадили лесозащитные полосы. Они преградили дорогу злым и сильным ветрам.

Человек поднялся в космос. И из этой «кухни погоды» помогает нам с борта космических кораблей предсказывать погоду, узнавать о наступлении тайфуна или большого наводнения не за день, а на многие месяцы вперед. Люди научились рассеивать туманы над аэродромами, расстреливать химическими снарядами тучи, которые обещают упасть градом.

Мы сумеем сказать ветру: «Стой, уходи. Ты мешаешь нам!» «Принимайся за дело. Служи людям!»