дрекольем. Подожгли сперва большой костёр, потом запалили малые костерки вокруг. Густой жёлтый дым скрыл от глаз погребальное место.

Подошло время трогаться в путь; солнце взошло.

Вдруг Новко насторожился: ему почудился слабый стон. Все четверо сбежались к обломкам жилища. Распуга подставил мощное плечо, поднатужился, приподнял обгорелое бревно. Новко ящеркой проскользнул внутрь. Выбираясь ползком, вытащил наружу девочку. Глаза у неё были закрыты. Голова моталась, как у неживой. Но кровь из ран ещё сочилась, и с губ слетали тихие стоны.

— Жива она, жива! — вскричал Белай, укладывая найдёныша на траву.

В кожаном ведёрке принёс воды. Познан острым ножом с горбатой спинкой отрезал косички, чтобы обмыть на затылке запёкшуюся кровь. Вправил вывихнутую руку. Несмотря на сильную боль, девочка не вскрикнула, не открыла глаза.

Путники смотрели на неё в некоторой растерянности: как им поступать дальше?

— Бросить бедняжку нельзя, — сказал Познан. — Довезём до ближайшего селенья и оставим у добрых людей.

Распуга поднял невесомое тельце, молча донёс до челна Белая.

— Если случится распря в пути, набегут готы, — проронил он своим обычным грубым голосом, — мы трое будем биться, а ты, Белай, спасай дитя.

Они сели на вёсла и стали бесшумно грести, хоронясь в береговой тени. На остановках накладывали найдёнышу свежую повязку из целебных трав, смазывали рану соком калины.

К вечеру на правом берегу возникло ожидаемое селенье. Оно оказалось пустым. Видимо, жителей предупредили о набеге готов. Все успели укрыться, унося имущество и угнав скот.

Дебряне заночевали в кустах, остерегаясь зажигать костёр. По очереди сторожили челны. Утром на заре двинулись дальше. Девочка всё так же безгласно лежала в челне Белая. Оборачиваясь, он смачивал ей губы водой.

На вторые сутки глаза у найдёныша приоткрылись. Все четверо склонились над нею в нетерпеливом ожидании.

— Чья ты дочь? — спросил Познан. — Что случилось у вас на городище? Как тебя зовут?

Девочка переводила взгляд с одного на другого, с усилием шевелила губами, но молчала.

— Да она же немая! — догадался Новко. — Слышит, понимает, а отозваться не может.

— От большого испуга это случается, — сказал Познан. — Со временем пройдёт. Не страшись, чадушко, тебя никто не обидит. Встретятся по пути хорошие люди — примут тебя в дом. Проживёшь не хуже других…

Девочка напряжённо вслушивалась и вдруг горько заплакала.

— Никому мы её не отдадим! — воскликнул с досадой Белай. — Суждено нам воротиться домой, и она будет с нами названой сестрицей. Поклянёмся, други, в вечном братстве, чтобы всем стоять за одного, а одному за всех! Оборонять слабых и сирых.

Распуга первым закатал рукав, сделал неглубокий надрез. Остальные последовали его примеру. Смешали свою кровь. Отныне они считались побратимами, а у славян это было святее, чем кровное родство.

— Ничего не опасайся, — сказал Белай найдёнышу, — в обиду тебя не дадим, пока сами живы!

Та доверчиво прильнула к его плечу.

— Добрая, добрая девочка, — проговорил растроганно Познан. — Все славны были добрыми людьми.

— Вот и пусть зовётся по своему роду, — предложил Новко. — Я её нашёл, мне ей и имя давать.

Так немая девочка стала Доброславой.

БУС НАЧИНАЕТ ВОЙНУ

Антский князь Бус возвратился от готского короля Эрманариха в глубокой задумчивости.

Последнее время анты жили с готами в относительном мире. Готы не мешали антам прибыльно торговать с Римом и лишь брали долю. Конечно, не малую! Но сейчас Эрманарих настойчиво требовал от славянского князя заверений в верности. «Услышишь мой зов, — твердил он, — и твои дружины должны ополчиться вместе с готами против врага».

Кто же угрожал готам? И чего так испугался король?

Век за веком в причерноморскую степь с её обильными травами накатывали, будто волны, кочевники. Сначала это были скифы, затем их сменили сарматы. Нынче нашествием угрожали гунны. Давно носились слухи о неуклонном продвижении кочевых орд со стороны Великой степи! После жестоких войн с Китаем полчища гуннов добрались до междуречья Урала и Волги, где остановились почти на двести лет. Возможно, они не стали перегонять свои табуны дальше, если бы не выпала долгая засуха. На глазах травяная степь превращалась в пустыню с песчаными барханами. Тогда гунны двинулись на запад. До основных владений короля Эрманариха было ещё далеко, но готские племена вблизи Каспийского моря испытали на себе первый удар. «Противиться гуннам выше человеческих сил!» — повторяли готы при беспорядочном отступлении. Должно быть, кто-то из подобных беглецов и напал на славнов: потеряв своё имущество, захотели разжиться чужим…

Едва князь Бус появился на подворье, как к нему привели дебрян и немую девочку.

Бус молча выслушал короткий рассказ о немилосердном избиении целого славянского рода. Лицо его залилось краской гнева. Князь в ярости прикусил длинный ус.

— Как лжив и коварен король Эрманарих! — вскричал он. — Просил моей верности, а сам обнажил меч. Да поразят отступника молнии Перуна!

Пылающий взгляд, блуждая, остановился на Доброславе.

— Кто она? — спросил, слегка нахмурившись.

Познан выступил вперёд.

— Последняя из славнов, добрый князь. Просит защиты и приюта. У Доброславы нет больше рода!

— Подойди ближе, дитя, — проговорил князь, привстав со скамьи. — Оставляю тебя в своём доме. Будешь мне названой дочерью. Почему же ты молчишь? И отчего плачешь?

— Князь! Она немая. Мы нашли её в развалинах без памяти от испуга. Выходили. Она привязалась к нам, дебрянам, и боится разлуки.

Князь минуту размышлял.

— Княжеское слово твёрдо, — сказал он. — Отныне и навсегда она — из рода Бусова. Но разлучать вас я не хочу. Все четверо вы остаётесь при мне. Впереди война с вероломными готами. А среди дебрян, я вижу, есть настоящие богатыри! Хочешь в мою дружину, удалец? — спросил он Распугу.

— Хочу, добрый князь! — рявкнул тот в ответ.