но папа не позволил.

― Вот я и говорю, всех перебаламутит, старый сумасброд и в кусты.

― Мать, чего шумишь? Я чуть нашёл твои подарки. Вечно так засунешь, что потом с собаками искать надо.

― Гриша, …― начала мать нерешительно.

― Ну, чего опять? Вот ни на секунду нельзя вас оставить. Чую, пакость какую-то удумали.

― Не хорошо это, отец. Сам говорил, Новый год праздник семейный, а мы к чужим людям идём, вроде, как детей одних бросаем.

― Маша, прекрати мне эти разговоры говорить. Ты вот подумай своей головой, когда им своих детей делать, если мы тут день и ночь у них под ногами крутимся.

― Тьфу, на тебя. Как тебе не стыдно перед дочкой-то.

― А чего стыдиться?! Пусть она лучше Шурика своего постыдит. Сколько лет уж вместе, а детей всё нет.

― Папа, ― пробормотала девушка, чувствуя, как у неё начинают подрагивать губы и набухать слёзы на глазах.

― Ну, уж прости, ― развёл руками Григорий Иванович. ― На правду, грех обижаться. ― Он обнял дочь и осторожно погладил её по спине. ― Ты пойми, я не со зла. Вижу, как ты маешься, а твой муженёк с каждым годом всё больше на пингвоулитку становится похож.

― На кого? ― Галя, сморгнула слёзы и невольно рассмеялась.

― Вот если к толстому, важному пингвину прицепить домик, навроде, как у улитки, то вылитый твой Сашка получится. Семейство «Сашка и диван». Ты ж у меня умница, красавица, каких поискать, не тушуйся, прояви инициативу. Сходите куда-нибудь, потанцуйте, вина выпейте…

― А кто мне не позволил столик заказать?

― Ну, был не прав. Прости своего отца. Кто ж знал, что Колосков, … ― Григорий Иванович махнул рукой и тяжело вздохнул, ― да и Олег, опять же, только завтра будет.

― Пап, ― Галя обняла отца и привычно потёрлась щекой о его грудь, ― ты только не расстраивайся. Ведь ещё не поздно. Я сейчас Сашу подниму, и мы с ним что-нибудь придумаем.

― Вот и молодец, вот и умница, ― тут же оживился явно повеселевший Григорий Иванович. ― Так, девоньки, посторонитесь. Дайте мне на себя глянуть в последний раз. Галина Григорьевна, что застыла? Топай уговаривать мужа. Эх, не лёгкая это работа ― из болота тащить бегемота, ― невольно прокомментировал мужчина, наблюдая, как его дочь еле плетётся к своей спальне.

― Знаешь, Гриша, вот сколько с тобой живу, вечно тебе удивляюсь, ― фыркнула Мария Васильевна. ― Скажешь тоже, в последний раз.

― А что? Я на вредной работе.

― Ты пенсионер.

― Вот то-то и оно. Пенсионеры быстрее сгорают.

― Это почему же? ― заинтересовалась женщина.

― Во-первых, у них больше времени думать о своих болячках. ― Григорий Иванович недовольно поморщился, разглядывая своё отражение.

― А, во-вторых? ― поторопила жена.

― А, во-вторых, куча свободного времени, чтобы по докторам бегать. Мария, говорил же тебе, лучше надеть мой любимый галстук.

― Причём тут врачи?

― Притом, что если тебя ещё не прибрала матушка природа, быстро исправят они. Жена, тащи мой галстук, говорю. У меня терпение на исходе, а ты стоишь тут и хохочешь.

― Это у меня с тобой терпение на исходе, ― вздохнула Мария Васильевна. ― Ну, что ты выдумываешь. Галстук новый, очень красивый. Олег специально для тебя привёз. Настя сказала, что это последний писк моды.

― Оно и видно… сплошной писк. Маша, не морочь мне голову! Я в нём похож на попугая.

― Ты и без него похож, ― буркнула Мария Васильевна и, тяжело вздохнув, пошла за галстуком.

Глава 4

Где умирает надежда,

там возникает пустота.

Леонардо да Винчи

Глава 4

Александр лежал на кровати, широко раскинув руки, с закрытыми глазами и блаженной улыбкой на лице. Галя немного потопталась на пороге и нерешительно позвала:

― Саш, а Саш…

Муж недовольно поморщился. Он потянулся до хруста в костях, сладко зевнул и только потом соизволил открыть глаза и посмотреть на жену:

― Ну, чего тебе?

― Я ведь редко тебя о чём-либо прошу, … ― молодая женщина присела на кровать.

― Редко, но метко, ― усмехнулся муж, перевернулся на бок, по-хозяйски похлопал её по бедру и довольно заурчал.

«Как корову или лошадь», ― слегка поморщившись, подумала Галя и немного отодвинулась. ― Пойдём, погуляем, а?

― Совсем с ума сошла. Куда погуляем? ― с изумлением уставился на неё Александр. ― На улице холодно, скоро за стол нужно будет садиться.

― Да ничего особенного, просто немного пройдёмся, заглянем в кафе или ресторан, там, наверно, весело, и вернёмся к самому бою курантов, а?

― Галка, хватит болтать глупости. Ну, какого чёрта мы попрёмся на улицу? К тому же, нас никуда не пустят, наверняка везде всё битком. Столики народ заказывал заранее, ещё в ноябре. Утром Настя с Олегом притопают, притянут с собой своих визгунов и они, как всегда, устроят такой кавардак, что тошно станет. Родители твои, слава богу, сматываются. Я сначала было расстроился, а потом подумал и решил, что это прекрасно. Теперь можно как следует отдохнуть перед семейным застольем, чтобы я смог спокойно сносить все шпильки Григорий Ивановича. Всё-таки вчерашний корпоратив жутко меня вымотал.

― Бедненький, ― с преувеличенным сочувствием пробормотала Галя.

― Вот именно! В конце концов, сопровождать меня на подобные мероприятия, твоя прямая обязанность.

― Вот как? Тогда почему с жёнами приходят только генеральный и несколько его помощников?

― В этом году…

― Брось, ты уже достаточно большой мальчик, чтобы присматривать за тобой, как бы ты не напился.

― Кстати, генеральный в очередной раз спрашивал о тебе, ― с ехидной улыбочкой сообщил Александр. ― Похоже, ты во время своего единственного визита, сумела произвести на него неизгладимое впечатление. Он каждый раз пристаёт ко мне с вопросом: «Как поживает ваша очаровательная жена?» Мужики надо мной уже подшучивают.

― Смеются, ― не плачут, ― пожала плечами Галя. ― Послушай, родители, как и моя сестра, придут только утром….

― Вот и отлично! Пока никого нет, можно, наконец-то, насладиться моментом тишины.

― Саш, у нас весь последний год длится этот момент. Я устала, понимаешь….

― Ты, Галчонок, с жиру бесишься. Чего тебе, спрашивается, не хватает? Зарабатываю, дай бог каждому. К твоим родителям в карман, в отличие от твоей сестрицы, не заглядываем. Машина есть, квартира ― шикарная.

― Она слишком большая для нас четверых.

― Да, ну тебя, ― сердито насупился Александр, ― Вечно ты умудряешься всё удовольствие испортить. Сколько можно об одном и том же. Мы только зажили по-человечески, надо насладиться комфортом и уютом, прежде чем пелёнки-распашонки