ТАМ, ГДЕ СЕРДЦЕ Автор: Джасинда Уайлдер

Жанр: Современный любовный роман

Рейтинг: 18+

Серия: Вне серии

Главы: 23 главы

Переводчики:Ольга З., DisCordia

Редактор: Ольга З.

Вычитка и оформление: Таня П.

Обложка: Таня П.

ВНИМАНИЕ! Копирование без разрешения, а также указания группы и переводчиков запрещено!

Специально для группы: K.N ★ Переводы книг

(https://vk.com/kn_books)

ВНИМАНИЕ!

Копирование и размещение перевода без разрешения администрации группы, ссылки на группу и переводчиков запрещено!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Посвящение

Эта книга посвящается медицинским сестрам всего мира: вы невоспетые герои своей профессии.

Спасибо каждой из вас за все, что вы делаете.

***

Рассел Дирексон

«Принадлежу тебе»

Я словно парусник в подарочной бутылке,

Что моря не коснется никогда.

Стою на полке, всеми позабытый,

Мне ветер не наполнит паруса.

Мне нет пути вперед, а рядом никого — есть только я.

Средь миллионов лиц мне было одиноко.

Я, как погасшая в галактике звезда,

Блуждаю во вселенной, удивляясь:

Все остальные светят, но не я.

Но…

Твой первый поцелуй вернул мне жизнь.

Обнять тебя — мне большего не надо.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

И, ощущая полную усталость,

Скитаюсь между улиц городских,

Я часть толпы,

Мой взгляд опущен вниз.

Теряюсь в звуке одинокой песни.

Мне не везло в игре — пусты карманы,

И с каждой ставкой проигрыш опять.

Живу, по-прежнему надеясь на победу,

И ставлю все, чтоб снова потерять.

Но…

Твой первый поцелуй вернул мне жизнь.

Обнять тебя — мне большего не надо.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Плохое я уже не вспоминаю.

С тобой по-новому забилось мое сердце.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Я словно парусник в подарочной бутылке,

Что моря не коснется никогда.

Твой первый поцелуй вернул мне жизнь.

Обнять тебя — мне большего не надо.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Плохое я уже не вспоминаю.

С тобой по-новому забилось мое сердце.

Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе.

Блуждаю во вселенной, удивляясь…

Шоссе Пасифик Кост

К северу от Лос-Анджелеса, Калифорния

— Нет, — я всхлипываю.

— НЕТ, — отрицаю.

— НЕЕЕТ! — молю.

Солнце нещадно палит, бьет лучами в затылок, обжигает шею. Колеблющиеся волны раскаленного воздуха, поднимающиеся от дороги, видны невооруженным глазом. Плавящийся от жары асфальт обжигает кожу, когда я опускаюсь на колени у обочины. Пот стекает по вискам, и его липкие капли, словно щекочущий палец, скользят в ложбинку между грудей. Я качаю головой. Мокрые локоны спутанных каштановых волос прилипли к щеке и губам. Я наклоняюсь вперед и встряхиваю его неподвижное тело. Убираю руки. Липкие. Красные.

— Олли. Поговори со мной. Пожалуйста. С тобой все будет хорошо. Пожалуйста, — я знаю, что это бесполезно, но продолжаю умолять. — Вернись ко мне, Олли. Не оставляй меня, — я умоляю, но знаю, что услышит меня только призрак.

Оглядываюсь по сторонам и вижу неспешный караван автомобилей, проезжающих мимо нас, словно медленно текущая река из стали и стекла, замедляющаяся от патологического любопытства. Мне слышны обрывки разговоров.

— Мамочка, почему тетя плачет?

— Потому что дяде больно, милый.

Никто не останавливается. Никто не съезжает на обочину. Я падаю на тело Олли и ощущаю что-то мокрое и липкое под своей щекой. Его кровь. Я чувствую ее вкус.

— Мэм? — женский голос. Моих плеч слегка касаются руки в попытке оттащить в сторону. Спокойно и профессионально. — Мэм, пожалуйста, вы можете привстать?

Я качаю головой и сжимаю холодеющие руки Олли.

— Мне нужно осмотреть его, мэм. Я хочу, чтобы вы пошли со мной, хорошо?

— Он мертв. Вам не нужно его осматривать, потому что он мертв, — не открывая глаз, я просто лежу на теле Олли и цепляюсь за него в бессмысленных усилиях.

Теперь руки более настойчивы. Две пары. С силой оттаскивают меня. Что-то капает с моего подбородка.

— Вы ранены, мэм. Нам нужно осмотреть вашу руку, — тот же голос, та же женщина.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Молодая, светловолосая, красивая. На ней темно-синяя форма фельдшера. Волосы заплетены в косу. Она осторожно поддерживает мою левую руку у локтя и запястья. Я опускаю взгляд и вижу, что она сломана. Очень сильно и в нескольких местах. Белая кость торчит из кожи в области предплечья. После прикосновений фельдшера я понимаю, что у меня болевой шок.

Я кричу.

Кричу больше из-за Оливера, чем из-за собственной физической боли. Поднимаю взгляд и вижу двух санитаров, застегивающих «молнию» на мешке с телом Оливера и поднимающих его на каталку.

— Нет, нет… — я вырываюсь и, пошатываясь, иду к ним. — Позвольте мне попрощаться, позвольте… Дайте мне попрощаться, пожалуйста.

Женщина-фельдшер идет вместе со мной, каким-то образом предугадывая мои движения и умудряясь двумя руками поддерживать мою травмированную руку. Здоровой рукой я отпихиваю ее и ударяю сломанной конечностью по каталке, но боль ничто по сравнению с океаном горя и морем шока, бурлящими в глубине души и выжидающими момента, чтобы затащить меня в свой омут. Мне слишком хорошо знакомо это чувство.

Санитар опускает «молнию», чтобы я могла увидеть лицо Олли. Оно все разбито, в синяках и порезах. Часть лица просто отсутствует. Он был таким красивым, а сейчас… смерть изуродовала его. Но мне все равно. Я целую его в лоб — единственную часть, оставшуюся почему-то неповрежденной.

— Я люблю тебя, Олли. Господи, прости меня. Мне так жаль, — мои дрожащие ноги подкашиваются, и я снова оказываюсь на земле. — Мне так жаль.

На помощь мне снова приходят руки. Я делаю глубокий вдох, потому что сейчас пора включить свой собственный опыт. Я заставляю себя встать и стараюсь удерживать свое тело в вертикальном положении. С дрожью я откидываю со лба Олли прядь волос — черную, тронутую ранней сединой. Раньше я называла его перченым и шутила, что, когда он полностью поседеет, буду звать его соленым.