через бушующий поток. Больше беспокоимся за кинокамеру и пленку: вода может погубить драгоценный груз. Специально не садимся на ту лошадь, которая навьючена съемочной аппаратурой.

Под двойной тяжестью лошади очень осторожно и неуверенно ступают между камнями. Сорвешься с крупа коня - и унесет тебя потоком,исколотит о камни. Если падать, так падать вместе с конем и крепко держаться за него.

Шаг за шагом - все ближе к берегу. Конь, нагруженный аппаратом и пленкой, о что-то спотыкается и падает в воду, большой вал накрывает его с головой. Но крепкая узда, привязанная за вьючное седло передней лошади, сдерживает упавшего коня. Несколькими рывками он поднимается на ноги и выскакивает на берег.

Мы быстро скидываем вьюки и обнаруживаем, что вода замочила аппарат и кассеты только снаружи. Дешево отделались! Шутка ли - загубить весь снятый материал, который достался ценой стольких трудов! Пропало бы все: рассвет в горах, цветные «фонарики» росы, подъем на Народную и панорамы Приполярного Урала с ее вершины. В операторской работе это совершенно непоправимое несчастье.

Довольные благополучной переправой, мы шествуем дальше. Вдали цепочкой идут туристы, нам слышны их голоса. Снова проходим Чёндерские ворота и поздно вечером прибываем на базу Северная Народа.

* * *

Мы уезжали со станции Кожим в вагоне поезда Воркута - Москва. За окном, слева, тянулась цепь гор с острыми гребнями. Горы блестели на солнце снежными гранями. Их белые громады поднимались над осенней пожелтевшей тайгой. Это было

красиво и величественно, чем-то напоминало картины американского художника Рокуэлла Кента.

Но вот стена заснеженных гор круто повернула на юг. Последний раз мы увидели вдали, на изгибе хребта, гору Саблю. От нее хребет уходил по меридиану к южным широтам. Белая горная гряда все дальше удалялась от нас, становилась все меньше и меньше, словно таяла, и, наконец, исчезла, сравнялась с линией горизонта.