пустышка, негодяй, враг… а ему, Рыжему, будет памятник от благодарного человечества!
Наконец, он почти победил; во всяком случае, большой палец правой ноги уже подчинился сознанию…
«Здорово, чудо-богатыри!» — вдруг громко сказали позади. Рыжий оглянулся.
Старик с пузатой детской коляской приветствовал строителей. Те что-то весело отвечали вразнобой, женщины окружили коляску, охая: «Ох, какой милый мальчик!.. Ох, или девочка?!..»
«Внучок!» — гордо отвечал старик.
Но Рыжий не вникал в разговоры, уставившись на каменщика, спустившегося, наконец, с вершин, и теперь — шутливо, но настойчиво пытающегося обнять бабушку. Бабушка смеялась. Каменщик украдкой взирал на парк (оркестр уж жарил во всю), и во взгляде его отражался…
И каменщик был рыжим, как Чубайс.
Чертов Холмс!
Рыжий почувствовал, что свободен. Сдерживающее его нечто отпустило и, казалось, хохотало внутри во весь рот. Но и это было еще не все.
Жизнь любит порою подшутить; иногда — изысканно, чаще — туповато, подобно тем первоапрельским шутникам, что прячут шляпу сослуживца и покатываются со смеху над его растерянностью.
Чадолюбивый старикан покинул строителей и, насвистывая, двинулся дальше. Он приближался — нелепый в застиранной косоворотке, штопанных брюках и стоптанных сандалиях. Разве мультфильм про Антошку уже есть? растерянно подумал Рыжий, узнавая мотив.
«Рыжий-рыжий-конопатый, убил дедушку лопатой! Тарам-там-там, тарам-там-там!» — насвистывал дедушка внуку. Чьему?
Рыжий уронил лопату на желтый песок.
— Что я, рыжий, что ли? — обиженно сказал он, пятясь обратно в Будущее.