уезжать.
Маришка глубоко вздохнула, но этот вздох был вызван радостью.
— Нам тоже больно, — сказала она, — что приходится расставаться с глубокоуважаемым господином майором.
— А вами, — майор повернулся к Тоту, — я особенно доволен, милейший Тот. Смотрите только, не дайте в себе возродиться вашим прежним недостаткам!
Тот с каменным выражением лица в упор посмотрел на майора и что-то процедил сквозь зубы. Маришка, стоявшая к нему ближе других, поняла это как «наложи себе в штаны!»
Конечно, еще вопрос, правильно ли она расслышала, потому что в это время с визгом и грохотом подкатил междугородный автобус и целиком заглушил все другие звуки.
Автобус остановился. Майор всем по очереди пожал руки. Агику он поцеловал в лоб.
— Прощайте! У меня такое чувство, будто в вашем гостеприимном доме для меня открылась новая жизнь. Я не охотник до громких фраз. Лучше на деле докажу, сколь я вам благодарен!
Тоты как стояли, так и остались стоять, растроганные. Майор поднялся в автобус и высунулся из окна.
— Еще раз благодарю за сердечный прием!
— Мы рады, что господину майору у нас понравилось.
— Всего доброго, дорогие Тоты!
— Счастливого пути, господин майор!
Автобус тронулся. Майор успел еще напоследок выкрикнуть:
— Надеюсь, я не был вам в тягость?
Все трое дружно махали и кричали вдогонку: «Нет, нет!»
Автобус скрылся за поворотом. Тоты все еще махали руками, но на лицах у них одна за другой пропадали прощальные улыбки, точно одну за другой поочередно гасили свечи.
Тот не двигался. Он все еще держал руку поднятой в прощальном приветствии и настороженно поглядывал туда, где поворачивала дорога, словно боялся, что из-за поворота вдруг вынырнет обратно автобус, снова вылезет из него майор и все начнется сначала. Но этого не случилось, и Тот успокоился.
Прежде всего он снял свою каску и надел ее так, чтобы вертикальная ось его тела и горизонтальная ось каски составляли угол в девяносто градусов. Затем попробовал разогнуть колени.
— Помоги-ка, Маришка, — сказал он, ибо колени его совершенно одеревенели в согнутом положении. Лишь с помощью обеих женщин ему удалось наконец выпрямить ноги. После чего он расправил все свое крупное тело и, окруженный близкими, с высоко поднятой головой, красивой, гордой походкой прошествовал к дому.
Дома он, не замедляя шага, двинулся прямо к новой резалке. Неуклюжее сооружение с трудом прошло в двери. Тот оттащил ее за уборную, в заросли мальвы, а вернувшись обратно и отдышавшись, объявил:
— Отныне мы будем завтракать утром, ужинать вечером, а ночью спать! Понятно?
— Все-все будет, как ты пожелаешь, родной мой Лайош, — откликнулась Маришка с самой нежной улыбкой.
Они так и сделали. Когда стемнело, поужинали. Затем Лайош Тот пододвинул к двери свое любимое кресло. Маришка прижалась к мужу и притянула поближе дочь, которая обвилась вокруг папочки, точно лоза. Несколько минут все трое сидели молча, наслаждаясь покоем; над головами у них сверкала рассыпанными звездами августовская ночь, а Бабонь, словно гигантские зеленые легкие, дышал вечерней прохладой. Скоро придет зима… Долгая русская зима с пронизывающими ветрами и лютыми морозами. Но батальонные штабы, наверное, хорошо отапливаются, а начальство предпочитает селиться в каменных домах, а каменные дома, особенно ночью, когда их обитатели спят, охраняют удвоенные караулы. Так, пожалуй, можно надеяться, что тех немногих, кто находится в столь исключительных условиях, минует беда…
Маришка улыбнулась мужу. — Ты утомился, наверное. Давай ложиться, родной мой Лайош. — Только я прежде выкурю сигару, — сказал Тот. Маришка бросилась за сигарой. Агика подала огоньку, и Тот с наслаждением вдохнул ароматный дым. Он ценил мелкие радости жизни. Вот и сейчас ему было так хорошо, что он потянулся вольно, отчего хрустнули суставы, и застонал от удовольствия: — Ох, мать моя бедная, родная моя мамочка! В этот момент послышались чьи-то приближающиеся шаги. Тоты удивленно переглянулись. В дверях веранды стоял майор Варро с чемоданом в руке, с широкой улыбкой на сияющем лице. — Вижу, дорогие Тоты, что вы отказываетесь верить собственным глазам, — сказал он. — А между тем это наяву! Тот издал какой-то странный булькающий звук, и отдаленно не похожий на человеческий голос. Такой звук, словно утопающий в колодце пускает последние пузыри. Говорить он не мог. Впрочем, говорить никто не мог. Все трое молча уставились на майора круглыми глазами. — В Эгере я собрался было отметить отпускное удостоверение, но в привокзальной комендатуре мне сообщили приятную весть: партизаны взорвали мост, и поезда не будут ходить целых три дня. — Он улыбнулся Тоту, Маришке, Агике. — А нам так трудно было расстаться! И тогда я подумал, что эти три дня я вполне могу провести у вас… Надеюсь, я не буду вам в тягость? К Тотам никак не желал возвращаться дар речи. Майор внес чемодан в свою комнату, вернулся обратно и, обуреваемый жаждой деятельности, предложил: — Если вы не против, мы могли бы сейчас заняться коробочками… — Он запнулся. Огляделся по сторонам. — Ай-ай-яй! — воскликнул он. — Куда же девалась новая резалка, милейший Тот? Хозяин дома открыл было рот, чтобы ответить, но последнее удалось ему лишь с третьей попытки. — Я отнес ее в сад, глубокоуважаемый господин майор. — Зачем? — удивился майор. — Куда же? — Да вон туда, к мальвам, — услужливо вскочил Тот. — Извольте, я вам покажу. Они скрылись в саду. Маришка и Агика так и окаменели на месте, напряженно вглядываясь в
Инвентарная опись
Настоящая опись вещей, являющихся собственностью прапорщика Дюлы Тота (предметы казенного имущества в опись не вносятся), составлена в гомельском полевом госпитале в присутствии свидетелей: лейтенанта Кароя Кинча, фельдфебеля И. Короды и фельдфебеля Д. Боглара. Наименование: трусы шелковые — одни. Особые приметы — нет. Наименование: платок носовой — один. Особые приметы — клетчатый. Наименование: бумажник кожаный с деньгами. Особые приметы — 38 пенгё, 60 филлеров. Наименование: карандаш чернильный — один. Особые приметы — нет. Наименование: фотография — одна. Особые приметы — мужчина и женщина. Наименование: сигареты «Гонвед» — 20 штук. Особые приметы — нет.(Опись отправлена мокнуть в бочку с дождевой водой.)Дата, подписи
Маришка улыбнулась мужу. — Ты утомился, наверное. Давай ложиться, родной мой Лайош. — Только я прежде выкурю сигару, — сказал Тот. Маришка бросилась за сигарой. Агика подала огоньку, и Тот с наслаждением вдохнул ароматный дым. Он ценил мелкие радости жизни. Вот и сейчас ему было так хорошо, что он потянулся вольно, отчего хрустнули суставы, и застонал от удовольствия: — Ох, мать моя бедная, родная моя мамочка! В этот момент послышались чьи-то приближающиеся шаги. Тоты удивленно переглянулись. В дверях веранды стоял майор Варро с чемоданом в руке, с широкой улыбкой на сияющем лице. — Вижу, дорогие Тоты, что вы отказываетесь верить собственным глазам, — сказал он. — А между тем это наяву! Тот издал какой-то странный булькающий звук, и отдаленно не похожий на человеческий голос. Такой звук, словно утопающий в колодце пускает последние пузыри. Говорить он не мог. Впрочем, говорить никто не мог. Все трое молча уставились на майора круглыми глазами. — В Эгере я собрался было отметить отпускное удостоверение, но в привокзальной комендатуре мне сообщили приятную весть: партизаны взорвали мост, и поезда не будут ходить целых три дня. — Он улыбнулся Тоту, Маришке, Агике. — А нам так трудно было расстаться! И тогда я подумал, что эти три дня я вполне могу провести у вас… Надеюсь, я не буду вам в тягость? К Тотам никак не желал возвращаться дар речи. Майор внес чемодан в свою комнату, вернулся обратно и, обуреваемый жаждой деятельности, предложил: — Если вы не против, мы могли бы сейчас заняться коробочками… — Он запнулся. Огляделся по сторонам. — Ай-ай-яй! — воскликнул он. — Куда же девалась новая резалка, милейший Тот? Хозяин дома открыл было рот, чтобы ответить, но последнее удалось ему лишь с третьей попытки. — Я отнес ее в сад, глубокоуважаемый господин майор. — Зачем? — удивился майор. — Куда же? — Да вон туда, к мальвам, — услужливо вскочил Тот. — Извольте, я вам покажу. Они скрылись в саду. Маришка и Агика так и окаменели на месте, напряженно вглядываясь в