ширвани!

— Ширвани? — Джавед с удивлением посмотрел на свой наряд — длинный, до середины бедра китель со стоячим воротником, в котором ходит каждый индийский мусульманин, придерживающийся традиций.

Интересно, зачем вору понадобился его ширвани? Он из обычной, хотя и тонкой ткани, ничего особенного в нем нет… Может, вора интересует содержимое карманов?

— Вам деньги нужны? — спросил он. — Так я вытащу…

— Деньги? Нет, их можешь оставить себе, — ответил странный грабитель. — Снимай ширвани!

Джавед, поколебавшись, стащил с себя китель и протянул назад, где его тут же приняла ожидавшая рука.

— Еще что-нибудь угодно? — вежливо осведомился юноша.

— Брюки! — коротко ответил вор.

— Что?! — возмутился Джавед. — Тебе и брюки подавай!

Он и так стоял посреди улицы в нижней рубахе, а тут еще покушаются на его белые брюки. Что ж ему, голышом домой идти?

— Поторапливайся! — угрожающе приказал незнакомец и в подтверждение серьезности своих намерений снова ткнул чем-то в спину парня.

— Сейчас, — вздохнув, ответил Джавед, делая вид, что расстегивает брюки, и чуть наклоняясь вперед.

Словно распрямляющаяся пружина, он резко обернулся. Короткий удар крепким кулаком — и его враг летит на землю. Джавед подскочил к распростертому противнику, поставил ногу ему на грудь.

— Негодяй! На части тебя разорву! — закричал он, разгоряченный короткой схваткой.

Однако при внимательном взгляде на поверженного врага его воинственность куда-то пропала. Перед ним корчился от боли невысокий довольно молодой человек плотного сложения, вся одежда которого состояла из белой сетчатой майки и полосатых трусов. Довершали наряд синие носки с туфлями. Выглядел он слишком комично, чтобы испытывать к нему сильную вражду. В довершение ко всему в руках у него не оказалось оружия — только совершенно зеленый банан, который, очевидно, и упирался недавно в спину юноши.

— Всего лишь банан, не более того, — обратил внимание победителя на это обстоятельство неудачливый грабитель, стараясь оправдаться хоть как-то. — Вам ничего не угрожало.

— Сейчас ты у меня его отведаешь! — мстительно пообещал Джавед.

Эта угроза не на шутку испугала вора. Должно быть, он привык заботиться о своем желудке, потому что с чрезмерной горячностью взмолился:

— Нет, пожалуйста, только не это. Я и спелыми их не перевариваю, а уж такой-то…

Юноша против воли улыбнулся, и грабитель сразу же растолковал это как хороший признак.

— Убери ногу, пожалуйста, — попросил он для начала.

Это было без промедлений исполнено. Джавед отошел от поверженного, поднял свой ширвани и принялся отряхивать его от пыли.

— Вставай, — бросил он. — Кто ты такой, а?

— Благородный человек и сын почтенных родителей, — гордо ответил грабитель, потирая скулу, отведавшую неплохой удар.

— Да что ты говоришь?! — весело рассмеялся Джавед. — Это что, новая мода для благородных — расхаживать в трусах и все недостающее снимать с прохожих?

Молодой человек смущенно засопел, разглядывая свои ноги, которые не мешало бы спрятать в брюки.

— Да нет, — ответил он. — Так уж вышло. Слава Аллаху, что судьба послала мне вас.

Он поднял руки к небу и, закатив глаза, произнес короткую молитву.

— Эй, — спросил Джавед. — За что ты благодаришь Аллаха? За то, что он не дал тебе меня ограбить?

— Зачем все называть такими грубыми словами? — возмутился тот, успев немного оправиться от перенесенного шока. — Я всего лишь хотел попросить вашу одежду…

— Чтобы голым ходил я?

— А что мне оставалось? — буркнул тот, отводя глаза.

— Как тебя зовут? — помолчав, спросил Джавед.

— Секандар-барк, что значит «Счастливчик», — покачал головой грабитель. — Но в данный момент…

Он развел руками, демонстрируя вся плачевность своего положения:

— Меня раздели полчаса назад какие-то негодяи.

Джавед вздохнул и бросил ему свой ширвани.

— Пойдем со мной, Счастливчик, — сказал он, направляясь к своему дому.

— А как же банан? — замялся Секандар. — Не бросать же его после всего, что он для меня сделал, — ведь он был моим оружием.

— Для меня он не сделал ничего хорошего, так что я могу поступить с ним так, как он этого заслуживает. — Джавед вырвал у нового знакомого, принципы которого кому угодно показались бы странными, незрелый фрукт и запустил его подальше.

Секандар проводил банан грустным взглядом, очевидно, оплакивая в душе разлуку, и отправился за юношей, на ходу надевая китель.

Слуга, открывший ворота, оглядел его с ног до головы с нескрываемым удивлением, но никаких вопросов задавать не посмел. Хозяин с эксцентричным гостем прошли через изящную арку в дом, который без преувеличений можно было бы назвать дворцом. Он состоял всего из двух этажей, но по высоте мог бы соперничать с пяти-шестиэтажной современной постройкой.

Секандар, войдя в огромный зал, с интересом рассматривал обильную резьбу по камню, украшавшую стены, высокие своды, с которых свешивались старинные хрустальные люстры, не потускневшую от времени многоцветную мозаику пола. От центра зала наверх поднималась широкая мраморная лестница, устланная роскошным ковром, краски которого прекрасно гармонировали с крупными цветами, усыпавшими невысокие кустики в каменных горшках, стоявших вдоль стен.

— О, у вас красивый дом, — сказал Секандар. — Не хуже, чем мой, пожалуй…

— Что? — удивился Джавед. — У тебя есть дом? Хотя, если ты живешь в лесу или в горах, то ты прав — там, конечно, не хуже.

Юноша гордился своим домом-дворцом, унаследованным от предков. Семейная история, передаваемая не в устных преданиях, а в тщательно оберегаемых манускриптах, гласила, что он выстроен еще до того, как наваб Асаф-уддаулы перенес в Лакхнау в 1780 году свою столицу. Далекий пращур Джаведа, служивший в Фаизабаде при дворе основателя династии независимых навабов Саад-хана, специально приезжал сюда, чтобы проследить, как идет строительство дома, который он решил подарить своему сыну ко дню свадьбы. Однако из-за постоянных сражений с регулярными колониальными войсками британцев дворец не был закончен вовремя, и только внук человека, затеявшего строительства, смог ввести сюда свою молодую жену.

С тех пор этот дом стал их родовым гнездом, надежным и роскошным пристанищем рода Сафдаров, который каждое поколение владельцев считало своим долгом содержать в полном порядке, украшать и прибавлять к хранящимся в нем сокровищам новые.

И вот теперь является бродяга, который заявляет, что его дом чуть ли не лучше, чем это любимое и лелеемое жилище старинного семейства!

— Брат! — раздался сверху