Лэнгдон Джонс и Чарльз Платт, к ним можно было бы добавить Кристофера Приста, хотя он менее тесно связан с НВ. Несмотря на различные крайности НВ, иногда рассматривающей энтропию с усердием, напоминающим об Эдгаре По и Маске Красной Смерти (1842), несомненно, что она повлияла на издание НФ вообще. Это было незадолго до того, как американские рынки стали гораздо менее требовательны к тому, что они издают или не издают. Признаком стало появление оригинальных антологий — Опасные видения, Новые измерения, Орбита и Quark, которые включали существенную долю экспериментальных работ — действительно, они ясно демонстрировали (хотя необходимая точка едва ли была поставлена), что много НФ в США и Великобритании стало НВ по стилю и содержанию. Все это, естественно, пугало некоторых более консервативных представителей НФ, как показывает взгляд на истории жанра, написанные Дэвидом Кайлом, Сэмом Московицем и Дональдом А. Уоллхеймом. Уоллхейм комментирует в Создателях Вселенной (1971), что читатели и авторы, которые использовали мечту о галактических будущих, теперь получили пинки от экспериментальных стилей письма, свободное обсуждение секса, ниспровержение всех стандартов и морали (так как если мир идет к концу, какое значение имеют эти вещи?). Легко ощутить некоторое сочувствие к консервативной точке зрения в одном отношении; за малым исключением авторы НВ ушли от твердой НФ, и некоторым наблюдателям могло показаться, как будто та самая вещь, по присутствию которой более всего определяют НФ — наука (если упростить) — исчезла. Но фактически сражение не было выиграно (хотя твердая НФ никогда не восстановила прежнего выдающегося положения). Лучшие НВ авторы были скоро приняты НФ читателями вообще, и часто находили аудиторию и вне НФ; слабые авторы (некоторые были ужасны) главным образом остались у обочины. К 1970-м термин уже не казался точкой отсчета, хотя видные писатели (Гарднер Дозуа, Барри Н. Малзберг, Джоанна Расс, Джеймс Типтри-мл. и Джин Вулф) работали в стиле, который назывался НВ только год назад или даже позднее. Позже в течение десятилетия появились самые разные новые авторы, которые явно восприняли положительные уроки НВ, наряду с некоторыми из ее недостатков, от Майкла Бишопа и Джона Варли в США до Йена Уотсона в Великобритании. Не может быть сомнения, что в течение конца 1960-х жанр НФ нашел новые свободы, в то время как рынок показал большую готовность принять сложные формы. Как со всеми идеологическими аргументами, каждый использует все удобные средства, чтобы победить, и это удовлетворило многих друзей (и противников), увидевших НВ как своего рода гомогенное, монолитное политико-литературное движение. Этого не было никогда в умах большинства авторов, многие из которых обижены категорической классификацией. Диш прокомментировал в открытом письме, изданном в 1978: «Я не имею определенного мнения относительно НВ в НФ, так как не думаю, что это было когда-либо значащей классификацией. Если Вы хотите спросить — чувствую ли я солидарность со всеми авторами, которые когда-либо были объединены вместе под этим заголовком — конечно, нет». Было обычно в течение 1970-х и 1980-х, особенно для тех (подобно Дишу), кто сопротивлялся стереотипам, отклонять важность НВ или даже отрицать, что она когда-либо существовала. Из перспективы 1990-х, однако, кажется справедливым сказать, что НВ была реальна и свободна. Излишки НВ, включая ее иногда удушающий мрак, в значительной степени исчезли в последующей НФ, в то время как охват сложностей мира, характерный для НВ, остался. 1960-е были действительно периодом зрелости для жанра; если мы видим 1960-е именно такими, то есть и объяснение, почему часть НВ настолько резка (особенно в тоне голоса): большинство авторов было молодо. Одна причина, почему перспектива 1990-х полезна — мы можем наблюдать еще одну НВ в действии: киберпанк. Две из многих антологий НВ — Новая НФ (1969), редактор Лэнгдон Джонс и Новые завтра (1971), редактор Норман Спинрад.

Книга по данному вопросу: The Entropy Exhibition: Michael Moorcock and the UK «New Wave» (1983) (Энтропийная выставка: Майкл Муркок и английская «Новая Волна») Колина Гринланда.

Где есть WHO?

Или: Зачем нам Новая волна и можно ли с ней бороться?

Genesis

Вначале, как известно, было Слово. Словами все классики от края времен сыпали напропалую. Надо только выбрать подходящие. Положим: Человек — вот правда! Или: Мы все глядим в Наполеоны…. Или… В общем, понятно: истоки НВ можно отыскать где угодно и как угодно истолковать. Гораздо интереснее то, с каких пор волна стала неизбежностью. Мой прогноз: с 1930-1940-х годов, когда фэнтези и научная фантастика начали сближаться — иногда с самыми непредсказуемыми результатами. Повысился общий культурный уровень этой литературы. Некоторые авторы параллельно работали в мэйнстриме и НФ, иногда соединяя по своей (или издательской) прихоти то и другое. Маргиналы типа Лавкрафта никаких революций производить были органически неспособны (вспомним биографию данного автора), а их последователям недоставало таланта. Поэтому процесс затянулся. Конечно, отдельные тексты, по пафосу близкие НВ, появлялись и до второй мировой (вспомним хоть бы чудесную книжку Х. Миррлиза Луд-в-Тумане и всю прочую нетрадиционную фэнтези начала века), но погоды они не делали. В 50-х ситуация складывалась иначе: мир, завороженный атомной бомбой и грядущими полетами в космос, требовал иных тем и сочинений. И даже такой типичный гуманитарий, как Саймак, вынужден был подчиняться этим требованиям (я лично с трудом могу поверить, что Город и Снова и снова писал один человек). Но уже копят силы Фармер и Сильверберг, берется за перо Баллард… Тут надо остановиться. Ведь в Англии грядущий триумф НВ был основательно подготовлен мэтрами литературы катастроф — Кристофером и Уиндемом. Родоначальников быстро забыли: первый обратился к детской литературе, второй писал все меньше и слабее. А между тем общая культура, чувство стиля, пессимизм и предсказания философского краха современной культуры ко многому обязывают. Без катастрофической традиции ни Балларду, ни Муркоку (вспомним его первый роман Кроваво-красная игра) путь был бы закрыт. В Штатах подобные сочинения не могли иметь коммерческого успеха (ментальность!), а в Европе — сколько угодно! Если мы вспомним еще Виана, Барроуза и битников… Ответ будет найден. Недовольство культурой и цивилизацией, ожидание апокалипсиса, страх перед будущим и поиски мира внутри нас неминуемо должны были проникнуть в фантастический жанр. Результат не заставил себя долго ждать.

Forwards

Не в меру буйные 60-е