словами она начала раздеваться.

Валенки с повешенными на голенища носками, поставила у лавки. Старую шубу повесила на крючок рядом с моим тулупом. Сняла ночнушку, помедлив лишь миг — сняла трусы. Пройдя мимо оторопевшего меня, вошла в парную. Я тоже оголился. Мама присела на нижнюю ступеньку, растирая ожоги ладонями. Чаще обжигались соски — мама прикрывала их.

— Садись на полок рядом, разогревайся. — мама похлопала по ступеньке. Потом начала размышлять об устройстве мотеля.

А я косил взоры, всматривался в волосы на её лобке, пытался рассмотреть начала расселины. Мама заметила моё напряжённое молчание.

— Набери в тазы воды, надо сначала помыться. Потом будем лечиться.

«Потом будем…». - похабство в моём сознании глушило «лечиться», меняло его на «трахаться». Отвернувшись от неё, скрыл эрекцию. На обратном пути, скрыл стояк тазиком. Ухмылка на мамином лице означала, что эти мои действия её забавляют. Такая мимика взбесила меня. Не скрывая срамоту, начал мыться. Постоял спиной к маме, когда она натирала меня мочалкой. Старался не коснуться эрекцией её попки (м-м-м-м), натирая спину мамочки.

— Так дело не пойдёт. Папы у тебя не было. Поэтому может ты не знаешь, что молодым парням вредно находиться в таком напряжении. Давай я тебе помогу.

Зомби, в которое превратился я, стоял в оцепенении, когда чужая ладонь окольцевала мой член. Мой эрегированный!!! Член!!! Мой, упирающийся в небосвод, фалдус!!! Мой нефритовый лингам, достойный воспевания приверженцами Камы.

Нежное оголение головки, мягкие ласки яичек. Медленные, плавные фрикции, причиняющие первую усладу, озвучивались моими стонами. Я встретился взором с глазами мамы. Она старалась понять, что ощущаю я. Я пытался осмыслить её чувства.

Она ведь тоже человек, ей тоже охота подобных ласк. Там, на Украине, партнёры у неё были. И довольно много. Не с кем постоянно она не жила, не позволяла панибратства их в отношении меня.

Потом, когда я повзрослел, стал понимать, что происходит между ней и мужчинами, не устраивал ей сцен. В душе скорбел, что другим обладателям такого же органа меж ног, можно наслаждаться соитием, а мне, родному сыну, нет. И вот я стою рядом с ней, она ласкает меня ладонями, а я….

Я погладил её по волосам, провёл пальцами по лбу, носу…, губам. По ним медленно, ощущая их нежность, температуру. Рука дошла до персей. Сосок, напугавший меня необычной твёрдостью, сказал: «Заждался я, пока ты додумался поласкать меня!». Пенис мой влез со своей эмоцией — салютовал возбуждённости соска.

Мама прикрыла фонтан спермы ладошкой, дождалась полной эякуляции, сполоснула руку в тазике.

— Домываемся, ополаскиваемся. Потом выйдем попьём чай.

«Какой же нежный у тебя голос, мамочка. Любимая моя мамочка». — моё расслабление было невероятно прелестным.

— Ну посиди, успокойся. Я понимаю твоё состояние. Неги, апатии. У вас, у мужчин, всегда так. Пять минут, и ты сможешь помыться.

Вечность! Вечно находиться в таком состоянии! Вот чего мне хотелось.

Мама наказав не подглядывать за её подмыванием, густо намылила волосы на лобке, хлюпая мягкими тканями, омыла их. Ополоснулась, облив себя из тазика водой.

— Мойся, я налью чай.

Мне совершенно расхотелось двигаться, в памяти моей всплыла Русская Венера

Но мама уже давно укоротила свои красивые волосы на голове…

По два бокала чая с малиновым листом и вареньем, окрашивающим губы и язык в синий цвет, выпили в состоянии истомы. Моя красотуля опять фантазировала насчёт обустройства мотеля, я иногда кивал в знак согласия. Но чаще посматривал на эти губки, которые мне понравились при поцелуе.

— Пойдём в парилку. Веник уже распарился. Я научу тебя как хлестать, потом ты меня похлещешь.

Силуэт на фоне настенного светильника — полная попка на полных бёдрах, заузилась, перейдя в нечёткую талию, к превосходным, хотя и не величавым грудям. Мама опять приняла ту, возбуждающую моё сознание позу, потянулась.

— Тебе нужно будет лежать на верхнем полке. — я залез. Не зная, как лечь, лёг животом на доски. — Правильно. Сначала спину, чтобы привык к жару. Запоминай мои действия.

Лёгкие касания, будто ветки деревьев в тихую погоду, нагнали горячего воздуха. Я кряхтел, но терпел, запоминал действия своей возлюбленной мамочки. Кровь опять притекла к пенису, я его выправил вдоль тела.

— Переворачивайся…, прикрой его ладонью, обожжётся.

Так мне было легче смотреть на маму. На соски, на каштан треугольника, на живот, без складок стекающий на лобок.

После веника настала процедура обмазывания тела мёдом. В жаре парилки, застывший мёд, расплавился, легко растекался по телу. Мама помазала мои шею, грудь, живот. Убрав мою ладонь с пениса, помазала и его. Мазала усердно (может мне показалось), потом намазала мои бёдра и ноги. Приказав перевернуться, помазала спину и низ тела. Бёдра опять мазались дольше чем спина, глубже, до передней части ног.

— Давай посидим, я остыну, на тебе мёд впитается.

— Мам, у меня пенис ломит.

— Потерпи. Чуть позже… я помогу тебе, Пашенька. — я впервые понял, как звучит голос возбуждённой женщины.

Мягкий, с придыханием на гласных звуках, с хрипотцой на согласных, тембр моей любимой женщины пел в моём сознании. Обещал исполнить всё, что мне пожелается.

Мамочка забралась на полок, положила руки вдоль тела. Оно розовое от тепла, казалось светилось внутренней подсветкой. Мои ладони нетерпеливо чесались в предвкушения осязания покрова. А пока лишь веник, как опахало, нагнетал жар к нему, раскрашивал в более яркую красноту.

Моя родная перевернулась сама, прикрыла соски ладонями. И эта сторона тела покраснела до нужной кондиции.

Натирать мёдом я начал со лба мамулички. Лоб, щёчки, носик. Губы. Они кажется опухли. Приняли ласку пальцем, облизали мёд с них, одарили меня улыбкой. Шейка. Охота поцеловать вот эту ложбинку между горлом и яремной веной. Ложбинку на ключице — такие завораживающие пляски тени и света, м-м-м-м. Беру ближайшую руку мамы, начинаю намазывать её, от пальчиков, ласкавших мой лингам, до плеч. Пока намазывал бицепс, пососал её палец, улыбнулся в ответ её улыбке. Принялся намазывать вторую руку, также пососал палец. Почувствовал, как мама шаловливо пощекотала мою мошонку, пару раз пальцами отсканировала лианы вен на фалдусе. Улыбнулась своей выходке — я едва не кончил.

Далее груди. Соски, вскормившие меня, встретили мои пальцы стеклоподобной твёрдостью. Я нежно обмазал груди, поцеловал сосок. Сладость. Это конечно мёд, но и ответная энергетика была не меньшей сладостью. К другому соску приложился основательно —