символ?
— Может быть. Помните парня — как же его звали? А, вспомнил. Клинтон. Он задушил трех женщин и использовал при этом каждый раз пару дымчато-серых чулок.
Бурровс сказал задумчиво:
— Может быть, и так. Но, может быть, это было сделано для того, чтобы усложнить опознание.
Он отвернулся и зажег спичку, прикрывая ее рукой от ветра.
— В наше время довольно трудно помешать установить личность, — сказал Йенсен. — Но все же вполне возможно. Может быть, преступник и не преследовал цель скрыть личность жертвы, а просто хотел запутать следствие и выиграть время.
Бурровс затянулся.
— Но этот случай можно рассматривать и с другой стороны. Могу допустить, что жертву как раз раздели для того, чтобы быстрее можно было установить личность. Может быть, это важно для кого-то. — Он пожал плечами и усмехнулся. — Но этот вариант, пожалуй, притянут за уши.
Йенсен никак не отреагировал на это. Он подошел к ширме и заглянул за нее. Некоторое время он наблюдал за действиями Гормана, а затем вернулся к Бурровсу.
— Ну, как там дела у врача? — спросил Бурровс.
— Он еще работает, — ответил Йенсен.
Сантини и доктор Минор вошли в палату.
— Больничная — атмосфера всегда действует мне на нервы, — сказал детектив. — Это даже не запах, а какое-то определенное чувство. Каждый ждет здесь чего-то: один — выздоровления, другой — смерти.
— К этому привыкаешь, — сказал доктор Минор. Он посмотрел на меня, подмигнул и снова обратился к Сантини.
— Постарайтесь не слишком перетруждать его, — сказал Минор Сантини.
Почему доктор Минор подмигнул мне? Мысль о том, что доктор думает, что оказывает мне какую-то любезность, была страшно неприятна мне.
— Постараюсь, — ответил Сантини. — Но перед тем как вы уйдете, скажите мне, пожалуйста, как заживает его горло?
Каким-то механическим движением доктор взял мою руку и погрузился, как казалось, целиком и полностью в свои мысли. Я не мог понять, считал он мой пульс или думал о Сантини. Потом доктор осторожно опустил мою руку, поправил халат и начал медленно объяснять.
— Рана почти перерезала ему дыхательное горло, но все же он еще мог немного дышать и только поэтому не задохнулся. Один нерв в гортани перерезан полностью, а другой сильно поврежден. Повреждение сонной артерии и большая потеря крови могли стать причиной смерти. От смерти от потери крови его спасла первая помощь, оказанная ему Бианкой Хилл, а затем операция, сделанная ему в больнице.
— То есть, если бы рана была глубже, он умер бы на месте, — сказал Сантини. — А так он просто не может разговаривать. А будет ли он вообще когда-нибудь говорить?
— Иногда поврежденные голосовые связки можно частично или полностью вылечить. Но все равно нормально говорить человек уже никогда не сможет.
Сантини вытащил какую-то бумагу из кармана и стал внимательно изучать ее. Мне показалось, что он изучает ее только для вида, а на самом деле он прекрасно знает содержание этой записки. Нахмурив лоб. Сантини продолжал рассматривать записку и вдруг сказал равнодушно:
— Мы установили вашу личность.
Я никак не отреагировал. Наконец доктор Минор спросил:
— Ну, и кто же он?
Сантини прочитал с листка, который он только что так внимательно изучал:
— Вик Пацифик. Виктор. Тридцать шесть лет. Место рождения Нью-Йорк-Сити. Но это ложь.
Сантини смотрел на меня и ждал возражений. Но я оставался совершенно безучастным.
— Откуда у вас эти данные? — спросил врач.
— В архиве армии оказались его отпечатки пальцев. Но эти данные не совсем полные. Мы не смогли найти его адреса, и некоторые другие подробности нам тоже еще до сих пор неизвестны.
Это меня почему-то насторожило.
— А какую еще информацию вы получили из архива армии? — спросил доктор Минор.
— Пацифик утверждает, что он сирота. Адрес, который он дал, я проверил, но там нет ничего, кроме газовых труб.
— Он был на войне?
— Да. И о нем там самые положительные отзывы. Он был в танковых войсках. В 604-м полку. В Африке. Старший фельдфебель. Шрам на спине — это результат ранения. Он находился в лазарете в Африке. Потом его демобилизовали. — Сантини сложил листок и убрал его в карман. — Родственников у него нет. Он не был женат. В полицейской регистрационной книге никаких сведений о нем нет. После демобилизации он получил свои деньги и исчез. Никогда не подавал прошения о материальной помощи. О нем вообще ничего не знали до тех пор, пока не нашли его с перерезанным горлом. — Он снова очень недружелюбно посмотрел на меня. — Что вы, черт возьми, делали все это время?
Я поднял руку внутренней стороной ладони наверх в знак того, что я этого не знаю.
Сантини спросил врача, когда меня выпишут из больницы.
— Как только он сможет сам есть, — сказал Минор. — Наверное, не раньше, чем через неделю. Опасность для жизни миновала, и он быстро пошел на поправку. Самая сложная проблема для него — научиться опять нормально есть и пить.
Из больницы я был выписан только через две недели. Все это время я пытался лихорадочно вспомнить, какие же трудности были у меня до сих пор. Иногда мне казалось, что я вспоминаю, что произошло в ту роковую ночь. В памяти всплывали вдруг то темная комната, то пятно света, то какие-то лица.
Особенно часто перед моим мысленным взором всплывали два лица, но я не мог вспомнить, кто это. Всплывали и еще какие-то совершенно размытые и нечеткие лица.
А может быть, это были отрывки из моего кошмарного сна? Лихорадочные иллюзии, которые стали для меня реальностью?
Вдруг в моем мозгу всплыла другая сцена: быстрая езда на машине.
Где это было? Откуда мы ехали и куда? Где закончилась наша поездка?
Эту сцену сменила другая: переулок, металлическая лестница и над ней мост с оживленным движением. Рядом темное здание какого-то учреждения.
Но я не доверял всем этим обрывочным воспоминаниям. Они могли иметь особое значение, но вполне возможно, что это были второстепенные воспоминания из очень далекого прошлого.
В тот день, когда меня выписывали из больницы, меня провожали доктор Минор и мисс Пирсон. Это было сразу после обеда. Я уже мог есть молочные супы, пуддинги и пить молоко. В больнице мне вернули мои ботинки, выдали костюм и белье, а также тридцать шесть долларов. Остальные деньги ушли на операцию и лечение. Минор пожал мне руку. — Если вы почувствуете себя плохо, то обращайтесь ко мне. Я всегда готов помочь вам. Я кивнул и ушел. — А куда вы пойдете? — спросила меня мисс Пирсон. Я покачал головой. Я не имел ни малейшего представления, куда мне направиться. Она проводила меня до выхода и попрощалась со мной.
В тот день, когда меня выписывали из больницы, меня провожали доктор Минор и мисс Пирсон. Это было сразу после обеда. Я уже мог есть молочные супы, пуддинги и пить молоко. В больнице мне вернули мои ботинки, выдали костюм и белье, а также тридцать шесть долларов. Остальные деньги ушли на операцию и лечение. Минор пожал мне руку. — Если вы почувствуете себя плохо, то обращайтесь ко мне. Я всегда готов помочь вам. Я кивнул и ушел. — А куда вы пойдете? — спросила меня мисс Пирсон. Я покачал головой. Я не имел ни малейшего представления, куда мне направиться. Она проводила меня до выхода и попрощалась со мной.