- Машина цела? – зачем-то спросило «что-то».
- Что ей сделается от вашего… вы-то как? – спросил Герман, протягивая ладонь. – Руки, ноги целы?
- Наверное, - отозвалось пушистое создание. Подняло, было, ладошку. И обнаружило, что та перепачкана грязью. Нахмурилось и, вместо того, чтобы подать ее Липковичу, сперва вытерло о ткань юбки. И только после этого приняло помощь. Наконец, оказавшись на ногах и тихонько охнув, сбитая барышня, а это была все-таки барышня, сообщила: - Асфальт скользкий, поворот резкий. Не успела затормозить.
- Затормозить не успела… - повторил Герман и, осматривая пострадавшую с головы до ног профессиональным взглядом, заметил сильно сбитую коленку. Он быстро и ловко ощупал ее своими длинными пальцами – вечной причиной для шуток коллег. – Сустав целый. Остальное заживет.
- Аф! – выдохнула девушка, морщась. Дождь продолжал стучать по ее синему дождевику, она осторожно убрала ногу и скрыла ее под целлофаном. – Жить буду. А вы… вы бы тоже… смотрели!
- Давайте подвезу, - пропустив ее замечание мимо ушей, сказал Герман, - вам куда?
Она уныло посмотрела на валяющийся под ногами велосипед, тряхнула уже изрядно намокшей и оттого несколько менее пушистой головой, но решительно проговорила:
- Спасибо, но я как-нибудь сама.
- Какой сама под таким дождем? Ну-ка живо садитесь, - скомандовал Герман, - и говорите куда ехать.
Он распахнул перед ней дверцу и подтолкнул ее к машине. Она резко обернулась, охнула, по всей видимости, от боли – нога-то болела – и упрямо показала на груду железа:
- У меня есть колеса!
- Колеса довезем в багажнике. Садитесь, говорю! Иначе к вашему колену добавится пневмония.
- У меня крепкий организм! И дождь не холодный, - проворчала она, но все-таки пошкандыбала к автомобилю. – За дорогой бы лучше внимательнее следили!
- Обязательно, останетесь в целости и сохранности, - усмехнулся Липкович. – Так куда ехать?
- Пересечение Журавлева и Толстого. Знаете?
- Знаю, - ответил он и завел машину.
В багажнике на ямах, не видных за ливнем, обиженно погромыхивал велосипед. Хозяйка велосипеда, наоборот, не издавала ни звука. Герман же на перекрестке, который должен был привести их к нужному адресу, повернул в другую сторону. И в этот момент пассажирка «зазвучала». Сначала подскочила на месте, потом посмотрела на водителя. И, наконец, вскрикнула:
- Да не туда! Так вы за поселок выедете!
- Выеду, - со знанием дела подтвердил Герман.
Она застыла, внимательно рассматривая его профиль. В глазах отразился весьма широкий спектр самых разнообразных эмоций. Но снова, в который раз за их короткое знакомство, из всех осталась только упрямая решительность. И она рванулась к дверце, по всей видимости, намереваясь выпрыгнуть на ходу. Только вот отстегнуться забыла. И, обнаружив это, завозилась с ремнем безопасности.
- Перестаньте дергаться! – сказал Липкович и убрал ее руку с замка ремня. – Я обработаю вашу рану, вы успокоитесь, а мой дядя посмотрит ваш велосипед на случай, если ему тоже требуется помощь. Потом отвезу вас на ваш перекресток.
В ответ она задергалась еще сильнее. Но отстегнуться не получалось – дрожали руки. Потом стали дрожать и плечи. Затряслась вся. Оказалось, смеется. Откинулась на спинку сиденья, и, дребезжащим голосом проговорила:
- Сначала вы меня сбили, потом уговорили сесть в машину, теперь везете не туда, куда мне надо… А я даже не знаю, кто вы такой. Кто я после этого, а?
- Вы – пострадавшая в ДТП, - усмехнулся Герман. – А я Герман Валентинович Липкович. И я врач. Так получилось.
Бог его знает, расслышала она или нет. Потому что только засмеялась еще сильнее. Смех был дурацкий и несчастный одновременно. Через полторы минуты она уже отчаянно рыдала, спрятав лицо в ладонях.
- Ну что вы? Что такое?
Она замотала головой и сквозь пальцы ответила:
- Я испугалась.
- Ааа, - протянул Герман. – Я так и понял. Пока вы пугались, мы приехали. И дождь перестал. Выходите.
- Быстро… - ответила девушка. – Только я все равно отстегнуться не могу. Идиотизм…
- Бывает, - Герман помог ей с ремнем. – Кстати, вас-то как зовут, пострадавшая?
- Даша, - всхлипнула она и посмотрела за окно. Дом Липковичей было видно издалека, но вблизи он выглядел немногим более презентабельно. Просторный, скорее коттедж, чем сельский домик, из серого кирпича под коричневой крышей, декорированный диким камнем. Его построили за поселком в живописном месте на реке в незапамятные времена. С тех пор дважды перестраивали и всячески облагораживали. Но так уж вышло, что из последних поколений семейства в такой глухомани желание жить изъявил только младший сын Бориса Липковича, когда-то, сразу после развала Союза, перебравшегося в столицу. Но фамилия все еще оставалась на слуху. Меценаты, что уж!
- Идемте, Даша, в дом. Вы чай пьете?
- Пью… только не зеленый.
- Значит, будет черный, - согласно кивнул Герман и повел свою неожиданную гостью за собой. В прихожей он крикнул в пространство дома: – Дядь Лёв!
Но дядь Лёва не отозвался. Впрочем, еще с утра он угрожал, что наведет все-таки порядок в своем вечно захламленном сарае.
Даша неловко ковыляла за Липковичем, не особо крутя головой по сторонам. Потом осторожно, и чуток хлюпая носом, заметила:
- Плащ мокрый, я вам все здесь залью…
- Не страшно. Вы присаживайтесь, я сейчас.
Он быстро вернулся с перекисью и лейкопластырем.
- Показывайте ваше колено, - скомандовал доктор Липкович.
Она кивнула и вытянула вперед ногу. Дождевика на ней уже не было, но юбка оказалась сырой – видимо, вымокла, когда падала.
- Так глупо получилось, -