- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (12) »
этом. Очень-очень.
Солнце светит ярко. Светит, но совсем не греет. Осень, ничего не скажешь… Я сижу на плоском камне у нашей калитки. Он давно здесь лежит. Папа говорил, что меня ещё на свете не было, когда камень лежал здесь. Я люблю сидеть на этом камне. Летом к нему не притронешься — до того горячий, а сейчас он чуть тёплый. Ничего не скажешь, осень… Листья на яблонях и урючинах жёлтые, как лимоны. Они срываются с веток и, шелестя, падают на землю. Если проедет машина, они будто оживают и кидаются ей вдогонку. Высоко в небе, каркая как оглашенные, летают вороны. Они кружатся над орешиной, которая растёт в соседнем дворе. Хозяева не все орехи сняли, оставили немного и воронам — вот они и пируют. А хозяева эти, высокий мужчина и маленькая светловолосая женщина, почти и не жили здесь. В доме осталась старуха. Рахмат говорит, что это мать высокого мужчины. А мужчина с женой будто бы уехали в командировку. — Они, кажется, геологи, — сказал он, — с рюкзаками за плечом ходят по горам, пустыням и тайге, ищут нефть и всякие металлы. Интересная у этих геологов жизнь. Любой может позавидовать. Вот бы нам с Рахматом стать геологами! Уж мы-то нашли бы всё, что полагается… — Эй, Мурад! Это, конечно, Рахмат. Его голос можно и во сне узнать. Я нехотя обернулся. Рахмат стоял, наполовину высунувшись из своей калитки, и знаками подзывал меня. — Чего тебе? — крикнул я с места. Всё-таки хорошо сидеть на этом камне, который намного старше тебя и который чуть-чуть нагрелся от солнца. Вставать не хотелось. Рахмат делал какие-то знаки и ухмылялся. — Иди быстрее, иди… Хочешь посмотреть цирк? Там настоящий цирк! Он схватился за живот и скорчился от смеха. — Где цирк? Какой цирк? — Иди, сам увидишь… Рахмат продолжал дёргаться от смеха, как заведённая игрушка. Я подождал немного, пока он успокоится. — Показывай давай, чего же ты… — Идём, сейчас увидишь. Мы вошли во двор. — Подожди, — бросил мне Рахмат и забежал в сарай. Оттуда он вышел с лестницей, под тяжестью которой согнулся пополам. Рахмат натужно сопел и кряхтел, но дотащил лестницу до дувала, приставил её и с таинственным видом полез вверх. Я с удивлением наблюдал за ним. Рахмат уселся на дувале, лихо сдвинул набок тюбетейку. — Эй, девица-красавица! — заорал он, перегнувшись в соседний двор и гримасничая. — Красавица, как вас зовут? Ну, это уж слишком! Рахмат решил подшутить надо мной, только из этого ничего не выйдет. Я-то знаю, что геолог с женой уехали, и дома осталась одна старуха, и никакой «красавицы» там нет. Конечно же, Рахмат решил просто разыграть меня. Ну и пусть ломается. — Глянь на меня, красавица, и за один твой взгляд я подарю тебе целую охапку усьмы, чтобы ты брови себе насурьмила! Рахмат отколупнул от дувала кусочек сухой глины и кинул в соседний двор. Довольно хихикнул. Мне почудилось, что за стеной кто-то ходит. Я прислушался. Кто-то и впрямь тоненьким голоском крикнул Рахмату: — Перестань сейчас же! Рахмат обернулся ко мне и лихо подмигнул. Вот, мол, видишь, всё правда, а ты не верил. Теперь я с ещё большим удивлением посмотрел на него. Это верно, что Рахмат терпеть не мог девчонок, но откуда взялась девочка в соседнем дворе? — Мурад, да поднимись ты поскорее, полюбуйся на неё, стройную, как тополь, и красивую, как луна! Я бы давно взлетел на дувал, если бы не боялся подвоха. От Рахмата всякого можно ожидать. Я не спеша поднялся по лестнице. Глянул во двор и от разочарования чуть не скатился вниз. Никакой девочки там не было. И цирка тоже не было. Просто там у кучи мусора возился какой-то мальчишка. — С кем ты разговаривал, Рахмат? — удивился я. — И кого ты хотел мне показать? — Да вот эту девчонку, кого же ещё, — сказал Рахмат и опять кинул кусок глины в мальчика. — Ты только полюбуйся, как ловко подметает! Мальчик даже не глянул в нашу сторону, будто нас и не было. А Рахмат продолжал подмигивать и кривляться. Мальчик притащил ведро и высыпал в него сор. У меня пропал всякий интерес. Я уже хотел спуститься, когда мальчик прислонил веник к дереву и медленно, будто нехотя, направился к дувалу. Он был очень худой и оттого казался длиннее, чем на самом деле. И ещё на тонкий нос его были насажены круглые, в железной оправе очки. Он подошёл совсем близко к дувалу и долго разглядывал нас большими и очень грустными глазами. Мне отчего-то стало не по себе. — Ну чего уставился, людей не видал, что ли! — крикнул хриплым голосом Рахмат. Мальчик как-то изменился, стал будто меньше. — Не видал, — тихо ответил он, — таких не видал. Помолчал, потом обиженно спросил: — Почему вы меня дразните? Я ведь вам не мешаю. Мы не ответили. — Если нужно, вы можете прийти ко мне в любое время, — сказал мальчик в очках, — а через стенку к чужим подглядывают только враги. Рахмат так и подскочил на месте. — Чего сказал! Это я-то враг? Мальчик посмотрел на него и замигал глазами. — Я тебе сейчас покажу, очкарик! — взвыл Рахмат. — Это меня-то ты назвал врагом? Рахмат иногда взрывается как порох, только он не любит драться. Любит, когда его успокаивают. Я поймал его за рукав. — Да брось ты! — сказал я. — Не слышишь, врагом меня обозвал! — С чего это ты взял? Не обзывал он тебя. Он просто к примеру сказал. — Если бы ты не удержал, я бы ему показал, — мрачно заявил Рахмат и спустился вниз. Мы отнесли лестницу на место. — Кто это такой? — спросил я просто так. А вообще-то я догадывался, что очкарик — сын геолога. — А! — сплюнул сквозь зубы Рахмат. — Я его и знать не хочу, девчонку эту. Позавчера он посуду мыл, вчера картошку чистил, а сегодня — ты сам видел — двор подметает. Как полезу на айву, так всегда вижу — девчачьими делами занимается. Рахмат опять презрительно сплюнул. — Ладно, — сказал я. — Пойдём лучше на улицу, погреемся на солнышке. Говорят, осеннее солнце полезно человеку. — Ха! — усмехнулся Рахмат. — Не фыркай, — сказал я. — Мы там подождём моего папу. Он должен на обед приехать. — А, вот это дело! Может, он нас покатает? — Может быть. Мой папа шофёр. Иногда он приезжает домой обедать. А пока папа ест, мы сидим в кабине, где пахнет бензином и особым, машинным запахом. Крутим баранку по очереди. Если папа не спешит, тогда он подвозит нас до универмага, а оттуда мы возвращаемся пешком. Мы сидим на
Очкарик
Солнце светит ярко. Светит, но совсем не греет. Осень, ничего не скажешь… Я сижу на плоском камне у нашей калитки. Он давно здесь лежит. Папа говорил, что меня ещё на свете не было, когда камень лежал здесь. Я люблю сидеть на этом камне. Летом к нему не притронешься — до того горячий, а сейчас он чуть тёплый. Ничего не скажешь, осень… Листья на яблонях и урючинах жёлтые, как лимоны. Они срываются с веток и, шелестя, падают на землю. Если проедет машина, они будто оживают и кидаются ей вдогонку. Высоко в небе, каркая как оглашенные, летают вороны. Они кружатся над орешиной, которая растёт в соседнем дворе. Хозяева не все орехи сняли, оставили немного и воронам — вот они и пируют. А хозяева эти, высокий мужчина и маленькая светловолосая женщина, почти и не жили здесь. В доме осталась старуха. Рахмат говорит, что это мать высокого мужчины. А мужчина с женой будто бы уехали в командировку. — Они, кажется, геологи, — сказал он, — с рюкзаками за плечом ходят по горам, пустыням и тайге, ищут нефть и всякие металлы. Интересная у этих геологов жизнь. Любой может позавидовать. Вот бы нам с Рахматом стать геологами! Уж мы-то нашли бы всё, что полагается… — Эй, Мурад! Это, конечно, Рахмат. Его голос можно и во сне узнать. Я нехотя обернулся. Рахмат стоял, наполовину высунувшись из своей калитки, и знаками подзывал меня. — Чего тебе? — крикнул я с места. Всё-таки хорошо сидеть на этом камне, который намного старше тебя и который чуть-чуть нагрелся от солнца. Вставать не хотелось. Рахмат делал какие-то знаки и ухмылялся. — Иди быстрее, иди… Хочешь посмотреть цирк? Там настоящий цирк! Он схватился за живот и скорчился от смеха. — Где цирк? Какой цирк? — Иди, сам увидишь… Рахмат продолжал дёргаться от смеха, как заведённая игрушка. Я подождал немного, пока он успокоится. — Показывай давай, чего же ты… — Идём, сейчас увидишь. Мы вошли во двор. — Подожди, — бросил мне Рахмат и забежал в сарай. Оттуда он вышел с лестницей, под тяжестью которой согнулся пополам. Рахмат натужно сопел и кряхтел, но дотащил лестницу до дувала, приставил её и с таинственным видом полез вверх. Я с удивлением наблюдал за ним. Рахмат уселся на дувале, лихо сдвинул набок тюбетейку. — Эй, девица-красавица! — заорал он, перегнувшись в соседний двор и гримасничая. — Красавица, как вас зовут? Ну, это уж слишком! Рахмат решил подшутить надо мной, только из этого ничего не выйдет. Я-то знаю, что геолог с женой уехали, и дома осталась одна старуха, и никакой «красавицы» там нет. Конечно же, Рахмат решил просто разыграть меня. Ну и пусть ломается. — Глянь на меня, красавица, и за один твой взгляд я подарю тебе целую охапку усьмы, чтобы ты брови себе насурьмила! Рахмат отколупнул от дувала кусочек сухой глины и кинул в соседний двор. Довольно хихикнул. Мне почудилось, что за стеной кто-то ходит. Я прислушался. Кто-то и впрямь тоненьким голоском крикнул Рахмату: — Перестань сейчас же! Рахмат обернулся ко мне и лихо подмигнул. Вот, мол, видишь, всё правда, а ты не верил. Теперь я с ещё большим удивлением посмотрел на него. Это верно, что Рахмат терпеть не мог девчонок, но откуда взялась девочка в соседнем дворе? — Мурад, да поднимись ты поскорее, полюбуйся на неё, стройную, как тополь, и красивую, как луна! Я бы давно взлетел на дувал, если бы не боялся подвоха. От Рахмата всякого можно ожидать. Я не спеша поднялся по лестнице. Глянул во двор и от разочарования чуть не скатился вниз. Никакой девочки там не было. И цирка тоже не было. Просто там у кучи мусора возился какой-то мальчишка. — С кем ты разговаривал, Рахмат? — удивился я. — И кого ты хотел мне показать? — Да вот эту девчонку, кого же ещё, — сказал Рахмат и опять кинул кусок глины в мальчика. — Ты только полюбуйся, как ловко подметает! Мальчик даже не глянул в нашу сторону, будто нас и не было. А Рахмат продолжал подмигивать и кривляться. Мальчик притащил ведро и высыпал в него сор. У меня пропал всякий интерес. Я уже хотел спуститься, когда мальчик прислонил веник к дереву и медленно, будто нехотя, направился к дувалу. Он был очень худой и оттого казался длиннее, чем на самом деле. И ещё на тонкий нос его были насажены круглые, в железной оправе очки. Он подошёл совсем близко к дувалу и долго разглядывал нас большими и очень грустными глазами. Мне отчего-то стало не по себе. — Ну чего уставился, людей не видал, что ли! — крикнул хриплым голосом Рахмат. Мальчик как-то изменился, стал будто меньше. — Не видал, — тихо ответил он, — таких не видал. Помолчал, потом обиженно спросил: — Почему вы меня дразните? Я ведь вам не мешаю. Мы не ответили. — Если нужно, вы можете прийти ко мне в любое время, — сказал мальчик в очках, — а через стенку к чужим подглядывают только враги. Рахмат так и подскочил на месте. — Чего сказал! Это я-то враг? Мальчик посмотрел на него и замигал глазами. — Я тебе сейчас покажу, очкарик! — взвыл Рахмат. — Это меня-то ты назвал врагом? Рахмат иногда взрывается как порох, только он не любит драться. Любит, когда его успокаивают. Я поймал его за рукав. — Да брось ты! — сказал я. — Не слышишь, врагом меня обозвал! — С чего это ты взял? Не обзывал он тебя. Он просто к примеру сказал. — Если бы ты не удержал, я бы ему показал, — мрачно заявил Рахмат и спустился вниз. Мы отнесли лестницу на место. — Кто это такой? — спросил я просто так. А вообще-то я догадывался, что очкарик — сын геолога. — А! — сплюнул сквозь зубы Рахмат. — Я его и знать не хочу, девчонку эту. Позавчера он посуду мыл, вчера картошку чистил, а сегодня — ты сам видел — двор подметает. Как полезу на айву, так всегда вижу — девчачьими делами занимается. Рахмат опять презрительно сплюнул. — Ладно, — сказал я. — Пойдём лучше на улицу, погреемся на солнышке. Говорят, осеннее солнце полезно человеку. — Ха! — усмехнулся Рахмат. — Не фыркай, — сказал я. — Мы там подождём моего папу. Он должен на обед приехать. — А, вот это дело! Может, он нас покатает? — Может быть. Мой папа шофёр. Иногда он приезжает домой обедать. А пока папа ест, мы сидим в кабине, где пахнет бензином и особым, машинным запахом. Крутим баранку по очереди. Если папа не спешит, тогда он подвозит нас до универмага, а оттуда мы возвращаемся пешком. Мы сидим на
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (12) »