впадает в море, в любой сезон года панорама гор поражала Григория Иаковича своей красотой. Однажды, в предыдущую свою командировку, во время прогулки зимним воскресным утром, Нерельман случайно оказался на пересечении набережных - моря и реки, и залюбовался простором, где гигантский купол небесного свода опирается на сияющий льдом горный хребет, а с противоположной стороны - на морской горизонт - то изумрудный, то бирюзовый, то малахитовый, в зависимости от положения светила и наличия облаков. Испытав восторг и не в силах уйти, он любовался тогда, наверное, час, и искренне порадовался за космических хачиков и прочих счастливых избранников Судьбы, построивших здесь себе кичливые дворцы - розовые, голубые и разноцветные.

WIP-пассажиров сейчас встречали у трапа и рассаживали по минивэнам местные сочисимские ПэСэОшники в штатском. Григорий Иакович замедлил шаги, чтобы хлебнуть и глотнуть побольше чистейшего, свежайшего воздуха, насыщаемого горным и морским бризами. ПэСэОшники проверили "своих" по списку, и авто тронулось.

Нерельман улыбался спящим городкам - Сочисиме и Сочисаки, сросшимся в единый Город-праздник, где всегда отовсюду музыка, где в небе тесно фейерверкам, где царит вечный май, с небольшим перерывом на жаркий июль, очень жаркий август, дождливый ноябрь и, редко-редко, чуть-снежный февраль. Ещё Нерельман улыбался тому, что здесь он всегда забывал, как каркают вороны, и как они, вообще, выглядят.

Кэгэбэшница на переднем сидении поделилась с кэгэбэшником-соседом:

- Была здесь в феврале, так 3-го числа во дворах и палисадниках розы цвели. И ещё такие жёлтые шары, типа хризантем.

- А я, - кивнул коллега, - был 23-го февраля. В обеденный перерыв пошёл погулять по дорожке в гору, и солнце так жарило, что снял с себя всё до пояса! Классно позагорал.

Кэгэбэшница показала пальцем на цветущие кроны деревьев алычи и сливы в свете уличных фонарей и вздохнула:

- У нас минус пять, здесь плюс пятнадцать. У нас белым-бело, тут - зеленым-зелено. У нас вдохнёшь - заболеешь, тут вдохнёшь - помолодеешь...

Григорию Иаковичу тоже очень нравилась природа Сочисимы - её дивный климат, высокие заснеженные горы, неоглядная морская даль и ширь. В ноябре город расцветал белыми соцветиями на деревьях вечнозелёной мушмулы, в декабре - розами, в январе - сине-фиолетовыми ирисами, в феврале - рощами зелёно-серебристых мимоз, взрывающихся лимонно-жёлтым "фейерверком", в марте тюльпановыми деревьями и нежно-лиловыми цветами на кустах дафны. И круглый год город благоухал целебным маслянистым ароматом эвкалиптов - гигантских, величественных, и услаждал очи всеми оттенками природного зелёного. А когда летом термометры в Санкт-Меркадерске и Ленинбурге зашкаливали за +30о, всерьёз пугая бледнолицых горожан, то в Сочисиме море, горы и густые кроны деревьев удерживали дневные температуры, хоть на пару градусов ниже, чем в асфальтовом аду обеих северных столиц.

Над горной грядой, справа от дороги, высоко взошла и двигалась среди лёгких ночных облачков полная луна. Григорий Иакович вспомнил, как лет в двенадцать, он представлял, что души умерших переселяются на Селену, ежедневно пополняя цивилизацию бестелесных селенитов...

Нерельману вспомнилось сейчас замечание математика Пенроуза, что наше сознание не вписывается в физическую картину мира. И он снова улыбнулся: "Мир куда метафизичней, чем привыкли о нём думать".

Кэгэбэшник на соседнем сидении сообщил другому кэгэбэшнику:

- Тут по городу дали команду всем домовладельцам и гаражевладельцам срочно, до Игроманиады, перекрасить стены в жёлтый, а крыши - в красный. И по-хрену, чё у тя там синее, а чё - зелёное.

- И? Перекрасили?

- Куда денутся с подводной лодки, н-н-нах!

В Гемоглобиновой поляне, на объекте "Лаура-М" Нерельмана встретил профессор Воробеев. От позднего ужина, приготовленного специально для него, Григорий Иакович отказался, однако, против обыкновения, решил вдруг ночью выпить кофе. Его душа была сильно взволнована пронзительной красотой астрологини из "Давай-ка женимся", да ещё в полёте воспоминания юности растревожили сердце.

За кофе Воробеев рассказал местные новости: строительство объектов Игроманиады вызвало потребность в создании обширных мусорных свалок, что привело к появлению ворон, которых в этом краю раньше не было. Вторая новость оказалась ещё хуже: завезённое озеленителями Игроманиады насекомое - "американская бабочка" за один сезон полностью погубила уникальные горные леса реликтового самшита, росшего здесь миллионы лет.

"Природа, - подумал Нерельман, - закладывает в мозг и гениям и дегенератам одинаково по девяносто миллиардов нейронов. Те, кто через подставные компании перекачал в свои карманы миллиарды бюджетных денег, отнюдь, не дегенераты... но, конечно, не гении..."

- Я не болею ни за футбол, ни за хоккей, ни за бобслей, - признался Воробеев. - А вот, за погубленную экосистему - лес с птицами и всей живностью - болею. И ещё за тех, кто болеет за результаты футбольных, хоккейных и прочих зрелищ...

"Вернуться в Прошлое! Исправить ошибку..." - подумал Нерельман. И ощутил, насколько ему сейчас не до сна.

- Андгей, я хочу посмотгеть один эпизод моей жизни - один давнишний сон. Надеюсь, эта хгоноэкскугсия займёт у нас всего несколько минут.

Воробеев согласно кивнул:

- Воспользуйся служебным положением! Слава богу, ночь. Энергопотребление в городе на минимуме. Кэгэбэшникам на вахте скажем: "Творческий процесс", или "Готовимся к завтрашнему показательному включению".

Шагая по дорожке от коттеджей персонала к зданию управления моллайдером, Нерельман думал о красавицах - о Софи, и напомнившей её Прекрасной Астрологине. И ещё о том, что "хирургия" над Прошлым станет для обладателей Машины Времени не то, что самым сильным искушением, а любимой игрушкой, даже азартной игрой. И спросил себя: "Разве я не знаю, что учёные делают открытия, создают чудесные штуковины, а властители тотчас переделывают их в адские машины и сбрасывают на головы жителей городов и сёл..."

Андрей Воробеев, будто слыша мысли Григория Иаковича, заметил:

- Высокоинтеллектуальные индивидуумы вольно или невольно прислуживают хищному зверью. Плохим танцорам мешают тестикулы, а хорошим учёным - иллюзии.

Надев положенные по форме белые халаты, учёные включили БКМ и ввели его в рабочий режим. В командной строке браузера хроноцапы Нерельман набрал год - тот, в который он был ещё третьекурсником, дату "31 декабря", и время "17:40". Воробеев на миг удержал его:

- Гриша, погоди! Зря, что ли, мы создавали аудиоввод и нейроинтерфейс? Зря, что ли, доработали