что и он сделает то же самое.

Примерно двадцать минут они поднимались по лесной дороге. Его рука лежала на локте Тони, одновременно заставляя его поторопиться и не позволяя оступиться, запнувшись о невидимое для глаз смертного в темноте и под дождем препятствие. Белый пакет на руке Тони тянул их за собой, словно ищейка из ботинка и белладонны. Еще шаг и мешок так сильно рванулся вправо, что Тони споткнулся и упал бы, если бы Генри не удержал его на ногах.

Дорожка превратилась в две колеи в траве, ведущие к едва заметному сквозь деревья свету. Не электрический свет, но и не отблески костра. Фонарь. За окном.

— Оборотни строят убежища, — пробормотал Тони, ныряя под промокшие вечнозеленые ветви. — Или стая могла занять охотничьею хижину.

— Я не слышу ничего, доказывающего, что это оборотни.

Но также ничего, говорящего об обратном. Дождь по прежнему маскировал звуки и запахи, но его тон и тембр изменился, когда они приблизились к зданию и паре больших черных внедорожников. Грубо построенная хижина автомобилям не соответствовала.

Стараясь не скалиться, Генри поднял клочок меха, застрявший в одной из дверей:

— Собака. И вонь старой смерти, что я учуял на реке.

— Они были одеты в собачьи шкуры? Окей, — минуту спустя Тони это переварил. — Все равно они могут быть гигантами. Эти штуки, — кивок в сторону внедорожников, — чертовски огромны. Подожди-ка.

Отпустив одну ручку, Тони засунул руку в мешок и стер руну большим пальцем. Затем взял сапог, оставшийся не более чем напоминанием о том, что жизнь ребенка висит на волоске, плотно завернул его в пластик и сунул в карман пиджака.

— Мне, скорее всего, понадобятся обе руки.

Руна в левой руке пульсировала в такт биению его сердца.

Они зашли под навес и Генри, которого больше не отвлекали струи дождя, почувствовал чью-то смерть. Не девочки — он слышал, как бьется ее сердце: слишком медленно, но стабильно, вероятно под действием наркотиков — а животного, которое умерло мучительно и страшно. С рычанием, зародившимся глубоко в горле, он заглянул сквозь грязное окно.

Полдюжины керосиновых фонарей свисали со стропил единственной комнаты. Один фонарь отбрасывал бы таинственный полумрак. Шесть одновременно давали свет почти как в операционной.

Двое упитанных мужчин среднего возраста стояли у противоположных сторон забрызганного кровью деревянного стола. Генри увидел молоток и гвозди; больше ему не требовалось. За долгие века он видел достаточно пыток, чтобы не узнать набор заплечных дел мастера или особый блеск в глазах. Оба человека улыбались, тяжело дыша, и с удовольствием разглядывали свою работу.

Он видел такое выражение на лицах инквизиторов.

Должно быть они начали, случайно причинив боль подраненному на охоте зверю. Со временем они стали нуждаться в большей ответной реакции, чем может обеспечить животное, и ради утоления их потребности здесь и оказалась Джули Мартин, скорчившаяся в красном резиновом сапожке и замызганном розовом носке в углу захламленного дивана. Ее лицо было грязным, но она выглядела невредимой. Из того, что он знал про таких людей, как эти, Генри подозревал, что утихомирившие ее наркотики сохранили ее невредимой. Нет смысла мучить того, кто не чувствует боли.

Скорее всего, они надели на себя грубо обработанные шкуры, свисающие со спинки стула, когда похитили девочку. Возможно, для маскировки. Возможно, чтобы подготовиться к действию, напомнить себе об ожидающем их удовольствии. Грейс Алтэн видела зло. Отчетливее, чем кто-либо мог поверить.

— Они просто люди, — даже Тони удивился.

— Нет такого понятия, как «просто люди», — зарычал Генри, едва сдерживая Охотника под контролем. — Ангелы и демоны происходят из людей. Сказать, что эти двое просто люди, значит отрицать это. Отрицать ЭТО. Я желаю вначале спасти девочку.

— Я возьму ее. Просто открой дверь.

Генри не столько открыл дверь, сколько сорвал ее с петель, и под визг вырванных из дерева ржавых гвоздей его охватил и поглотил запах крови.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как Тони вытягивает покрытую шрамами руку и читает заклинание зова. Мгновением позже молодой волшебник пошатнулся под тяжестью ребенка и выдохнул:

— Иди.

Генри улыбнулся.

И двое мужчин над столом познали ужас.

Тони надел сапожок на ногу Джулии и поднял спящего ребенка с заднего сидения автомобиля, прислонив ее к своему плечу. Пока они ехали обратно в Литтон, действие наркотиков начало ослабевать, и спел волшебную колыбельную со своего ноутбука, чтобы она оставалась спящей. И не важно, что слова были на языке, который она никогда не слышала и скорее всего, никогда не услышит снова. Девочка вздохнула, улыбнулась и сунула палец в рот. Он укрыл их обоих заклинанием «Не-замечай-меня» и понес к дому ее родителей. Хотя был уже третий час ночи, все огни в доме еще горели, когда он осторожно положил ее на коврик перед дверью и позвонил.

Перекатывая подшипник между большим и указательным пальцем, он шел к машине под звуки смеха и слез радости, и жалея, что не может собрать их в бутылку. Звуки исцеленных сердец и спасенной невинности: это был бы идеальный подарок для Вики.

— Думаешь, она что-нибудь вспомнит?

Благодаря «Не-замечай-меня» вокруг автомобиля, Генри мчался в Ванкувер значительно быстрее разрешенной скорости, обгоняя восход:

— Надеюсь, нет.

— Как думаешь, они когда-нибудь найдут тела?

Он безразлично пожал плечами:

— Полагаю, кто-нибудь рано или поздно на них наткнется.

— Ты не оставил ничего, что привело бы к тебе копов? В смысле, — Тони ссутулился под ремнем безопасности, — это были люди.

Генри повернулся так, что бы Тони мог разглядеть Охотника в его глазах:

— Ты бы предпочел, чтобы мы оставили их закону?

— Черт, нет, — он стряхнул немного грязи с еще влажных джинсов. — Они ничего не сделали с той девочкой, но они собирались. Просто, одно дело монстры, а другое…

— Монстры другого рода. Предлагаешь в следующий раз оставить их в покое?

Это была реакция не на то, что сделал Генри, но внезапное осознание того, что они смогли предотвратить. А еще ему было невероятно неловко, хотя дождь и смыл запах с его ботинок.

— Нет.

— Хорошо. Неважно, если или когда они найдут тела, Тони. Там нет ничего, что может связать их со мной. С нами, — в свете фар встречного транспорта его зубы были слишком белыми, а глаза слишком темными, — Никто не верит в вампиров.

Тони посмотрел на лицо Охотника и содрогнулся:

— Чувак, мы делаем больше ста пятидесяти пяти. Не мог бы ты, ну не знаю, смотреть