Амбруазом Паре. Свою небольшую книжечку по анатомии он написал в 1550 году. В самом конце этой книжечки он прибавил описание способа, «как вынимать из живота матери мертвых и живых детей». И этому прибавлению суждено было сыграть выдающуюся роль в истории акушерства. «Поворот на ножку» стал общепринятой бескровной операцией и могучим средством в руках хирургов. Уже одним этим Паре мог обессмертить свое имя. Но он обессмертил его гораздо большим…

Внезапно Паре покинул Отель-Дье, едва закончив, а может быть и не успев закончить, свое стажерство.

Он оставил и больницу и Париж и отправился с французской армией в Итальянский поход. Он был уже не просто цирюльником, но не был еще хирургом: он назывался цирюльником-хирургом; на длинной иерархической лестнице лиц, так или иначе причастных к медицине, это была уже не самая низшая ступень.

Он ушел из больницы и потому, что был в бедственном материальном положении, и еще потому, что не имел общеобразовательной подготовки и не знал латыни, и настоящая хирургия, о которой он мечтал, осталась для него такой же далекой и недоступной, как и во время обучения у провинциального цирюльника. И пока этот сильный, добрый и отзывчивый юноша, стремящийся стать целителем людей, завоевывает в действующей армии свое право на хирургию, я постараюсь посвятить вас в структуру тогдашних медицинских групп во Франции (а они были приблизительно такими же и в других европейских странах); в их постоянную вражду между собой и в то, кто же, в конце концов, вышел из этой борьбы победителем. Неважно, что мы с вами оглянемся в прошлое, задолго до рождения Паре, и заглянем немного в будущее, уже за пределы его жизни. Зато мы разберемся в обстановке, в которой боролась, развивалась, формировалась хирургия, ставшая, в конечном счете, одной из самых уважаемых и самых необходимых людям наук.

Братство св. Козьмы и «Является ли женщина несовершенным творением природы?»

Для врачей древности практические знания хирургии были так же обязательны, как и теоретические сведения. Считалось, что тот, кто только умеет оперировать или только знает науку, является лишь «половиной врача» и похож на птицу с одним крылом. Вот такие «однокрылые птицы» заселяли медицину в средние века, почти до половины восемнадцатого столетия.

Единый ствол был разрублен надвое вдоль; одна половина — научно-образованные врачи, совершенно обособленные и отчужденные от хирургии; другая — эмпирики-хирурги, подчас не обремененные никакими теоретическими знаниями.

Собственно говоря, «половины» были не две, а три: третью, пожалуй, самую многочисленную, составляли цирюльники. И, признаться, именно они вызывают наиболее теплое к себе отношение! И не только потому, что из их среды вышел Амбруаз Паре; этот веселый, по большей части странствующий народ, не брезгал никакой, самой «грязной» работой, без которой решительно не могли обойтись больные и которой чурались и дипломированные врачи и даже практикующие хирурги. Были, разумеется, среди цирюльников абсолютные шарлатаны. Но те, кто честно занимался своим трудом, приносили большую пользу страждущему человечеству. Недостаток общей культуры, подчас полная безграмотность мешала им по-настоящему приобщиться к естественнонаучным и медицинским знаниям. Но зато смелости у них было не занимать стать! Самые условия их существования — беспрерывная борьба и конкуренция на два фронта: с одной стороны с хирургами, с другой — с академическими медиками, — обостряла их изобретательность, толкая на поиск. Не отрицаю, многим несчастным это стоило, быть может, жизни; но и многим сохраняло ее. Во всяком случае, несмотря на мои симпатии к цирюльникам (весьма возможно, что в этом виноват и «Севильский цирюльник» Бомарше!), я постараюсь совершенно объективно рассказать о их житье и труде в период средневековья.

Они много странствовали по городам и селам, эти самые нетребовательные, самые общительные, ближе всего стоящие к народу брадобреи. Прежде они только и занимались брадобрейством, но уже в двенадцатом веке врачи вложили в их руки ланцет. И цирюльники, довольные и польщенные, очень быстро овладели не только самой распространенной в те времена операцией — кровопусканием, но и научились ставить банки, пиявки, производить зондирование, тампонады и камнесечение. А кое-где, скажем, в Германии, они лечили даже внутренние болезни. Они были настоящими народными лекарями; опыт и колоссальная практика давали им те знания, которые не получали дипломированные доктора по своей ограниченной, сугубо теоретической университетской программе. Правда, в так называемом «обществе» относились к цирюльникам весьма презрительно; были страны, где в метрических свидетельствах писалось: рожден в законном браке, не имеет в родне крепостных, цирюльников, банщиков и прочее…

Над дверьми цирюльни вывешивался символ: гребень и ножницы; но вскоре к этим чисто «парикмахерским» орудиям прибавился и анатомический символ: тазовые кости. То ли они означали, что тут, в лавке, занимаются камнесечением, то ли были связаны с акушерской помощью, которую тоже стали оказывать цирюльники. Но так как большинство цирюльников в поисках заработка переезжали и переходили пешком с места на место, одних этих неброских символов для них оказалось мало. Чтобы привлечь к себе внимание на новом месте, цирюльники пускались во все тяжкие, рекламируя свое ремесло.

Чаще всего они раскидывали палатки на ярмарках, где скоплялось множество народа. И тут вокруг палатки и на ее стенках появлялись самые необыкновенные вещи: яркие, различной формы и цвета сосуды, будто бы заполненные чудо-лекарствами; патенты и аттестаты, из которых явствовало, что их владелец совершает неслыханные операции; огромные камни, якобы извлеченные из мочевого пузыря знатного больного; пауки, «изгнанные» из голов умалишенных. Тут же кричали попугаи, кривлялись обезьяны, злобно скалили пасти крокодилы. Словом, настоящий ярмарочный балаган, иной раз и с клоунами, барабанщиками или трубачами. Публика, разумеется, валом валила. Попадались среди нее и пациенты — для них-то весь балаган устраивался. Иногда шарлатана разоблачали, и он уносил ноги от преследователей, оставив на ярмарке все свое имущество. Но часто странствующий цирюльник был подлинным мастером своего дела (эти, кстати сказать, рекламировали себя поскромней) и отбывал в следующий город, обогащенный и деньгами и прочими даяниями благодарных пациентов.

Цирюльники были разные: просто брадобрей; брадобрей-хирург, получавший после больничного стажерства право на так называемую малую хирургию; брадобрей-хирург мастер