свое мнение, так сказать, с натуры. Вы, кстати, давно живете в Италии?

— Лет восемь уже. Приехал сюда учиться и как-то прижился. Работаю обычно дома, делаю проекты для небольшой фирмы, пишу иногда фантастические книги. Это для души только, денег в наше время на книгах не заработаешь. В России у меня несколько рассказов выходило в сборниках, и два романа про космических вампиров были выпущены, правда, не очень большим тиражом.

— Но ваш новый роман исторический, а не фантастика, как мне сказали?

— Я вообще-то считаю себя фантастом, но последний роман и в самом деле получился скорее историческим. Это художественный роман, но в результате я почти вовсе убрал всю фантастическую линию, поскольку реальность оказалась еще фантастичней чем… — Алик замолчал и только после долгой паузы добавил: — Собственно, роман не закончен, я послал вам только первую книгу серии. Сейчас я уже начал набрасывать продолжение, о котором поначалу даже не думал, поскольку не сразу осознал весь масштаб той исторической картины, которую пытался описать.

— Признаюсь, я сам романа вашего еще не читал, шеф сообщил мне о нем по телефону только накануне моего отъезда. Он сказал, что тема необычная и интересная, а глаз у него наметанный. Но человек он очень занятый, так что я не уверен, смог ли он ознакомиться с книгой целиком. Пока я знаю лишь то, что ваша новая книга затрагивает какие-то древние тайны, галлюцинации, средневековые ордена и сталинские репрессии. И все это как-то связано, и якобы вовсе не фантастика в чистом виде. Вот со всем этим мне и надо разобраться. Дело в том, что у нас в редакции в последнее время сложилось мнение, что определенный круг читателей уже пресытился эльфами, гоблинами и орками. Что скрытые пружины реальных процессов, влияющих на окружающую действительность, становятся для некоторых интереснее, чем саги о полностью выдуманных неземных мирах. Если книга фантастическая, то это должна быть качественная фантастика.

— Это не совсем фантастика. — откликнулся Алик.

— Если же альтернативный взгляд на историю — то достаточно рациональный, — продолжил я, проигнорировав реплику писателя. — Все возвращается на круги своя, спираль замкнулась. К слову, лично я далеко не уверен, что это верный подход, но такова политика издательства на текущий момент. Наш главред считает, что существует некий сегмент рынка, который пока заполнен теряющей свои позиции фолк-историей, бессмысленными эзотерическими изысканиями и подобной макулатурой, и в этом сегменте образуется вакуум. А книжный рынок сужается, и нам нужно гибко реагировать на любые его запросы. Шефу показалось, что ваша книга вписывается в его концепцию. Если это действительно так, то вы могли бы рассчитывать на очень хороший тираж. Поэтому у меня к вам будет просьба рассказать мне в общих чертах сюжет и дать мне распечатку романа. А также по возможности подробней пояснить, в какой мере он отражает историческую реальность?

— Вполне себе отражает. Только подробный рассказ займет довольно много времени.

— Так нам торопиться некуда, чем подробнее расскажите, тем лучше. У меня официальных дел в Милане где-то на неделю. Подпишу договор с местным издательством — и на юг, в отпуск. Ненавижу эту мерзкую погоду. Но пока в ближайшие несколько вечеров я в вашем распоряжении. Могли бы вы для начала поведать мне о тех предпосылках, которые привели вас к необычному историческому миксу?

Алик на минуту задумался, прикидывая, по-видимому, с чего начать. Кажется, я немного озадачил его своим вопросом.

— Начало этой истории лежит, вообще говоря, в моем детстве. Правда, понял я это не сразу. Моя дальняя родственница, ныне уже покойная, работала библиотекарем в Москве. Потом она перебралась в Ленинград и жила какое-то время в нашей квартире.

Мы с братом очень любили заходить к ней в комнату. Тетя Валя — так мы ее звали — угощала нас конфетами и печеньями, а особенно нам нравился ее письменный стол с секретами. Это был большой старинный стол из красного дерева. Ящики очень хитро запирались, и мы разгадывали, за какой надо потянуть сначала, чтобы открылись другие. А как-то раз я случайно нажал на панель между ящиками, и она тоже вдруг открылась. За ней скрывался маленький тайник, в котором лежало несколько пожелтевших листов. Я тогда был еще ребенком, и меня интересовал только сам загадочный стол. Вскоре этот случай выветрился у меня из памяти. Много лет спустя в случайном разговоре тетя Валя вспомнила про то, как Трофим Денисович Лысенко приходил к ней за переводом журнала.

— Лысенко? Знаменитый «народный академик», гонитель генетики? Он тогда еще работал?

— Академик Лысенко в то время уже был директором экспериментальной лаборатории «Горки Ленинские», но в начале семидесятых все еще регулярно приезжал на своей черной «Чайке» в академическую «кормушку». Так называли спецстоловую на Ленинском проспекте. В спецхране Библиотеки биологической литературы он лично появлялся крайне редко, поэтому моя тетя его посещение и запомнила. Иностранные научные журналы тогда выписать даже ведущим институтам было не слишком просто, приходили они с опозданием и попадали в спецхран. Потом заказывались переводы статей. И вот осенью 1976 года в спецхране оказался апрельский номер известного журнала «Сайенс». Почему-то цензоры Главлита поставили на журнал сразу несколько «шайб» — печатей в виде шестиугольников, определяющих уровень доступа. А в середине ноября Лысенко пришел заказать перевод статьи из этого журнала. Но запомнила его визит тетя не только в связи с этим — через несколько дней стало известно, что академик Лысенко умер. А журнал из спецхрана изъяли.

— И вы связали его смерть с какой-то информацией, которая была в этом журнале?

— Вовсе нет, мне тогда это не пришло в голову. Точнее, тетя рассказала мне еще одну деталь, которая отвлекла мое внимание от журнала. Кроме статьи, Лысенко заказал перевод с латинского одного листа, вырванного из какой-то антикварной книги.

— Этот лист тоже изъяли после смерти Лысенко?

— В том-то и дело, что нет. Видимо, он еще не был отдан в отдел переводов и лежал отдельно. Кажется, Лысенко вообще просил его не регистрировать. Я не знаю, чем моя тетя руководствовалась, но в результате она этот лист просто унесла домой, рассудив, что после смерти Лысенко он никому не нужен. Конечно, я заинтересовался и расспросил ее об антикварном листе подробнее.

— Любопытно. Она вам его