бежит, как только его потребует госпожа.

– Цена девятьсот, – повторил аукционер. – Что-то не слышу надбавки?

Девятьсот за такого прекрасного протея! Кто даст тысячу?

Таких не оказалось. Прошли положенные секунды, других голосов слышно не было. Херндон напряженно ждал, стоя в толпе с самого края, пока аукционер монотонно тянул:

– Девятьсот – раз, девятьсот – два, девятьсот и не больше… Протей ваш, приятель, за девятьсот. Подойдите сюда с наличными. А всех остальных прошу вернуться сюда через десять минут, когда мы вам предложим несколько замечательных розовощеких девушек с Виллидона. – До предела непристойными движениями руки его описали в воздухе очертания женских фигур.

Херндон двинулся вперед. Толпа начала расходиться, и когда он подошел к аукционеру, вокруг него уже никого не было. Протей принял облик лягушки и сидел, собравшись в бесформенную груду, как пластилиновый ком.

Херндон встретился со взглядом агозлида, от которого вдобавок еще и мерзко пахло, и представился:

– Протея приобрел я. Кому платить деньги?

– Мне, – забрюзжал аукционер. – Девятьсот стеллоров золотом плюс тридцать стеллоров пошлины – и тварюга ваша.

Херндон прикоснулся к кнопке на своем поясе, и из вставки в нем наружу выскочила низка из стостеллоровых звеньев. Отсчитав девять звеньев, он отделил их от низки и выложил на стол перед агозлидом. Затем выложил из кармана шесть монет по пять стеллоров и небрежно швырнул на стол.

– Оставьте свое имя для регистрации, – сказал аукционер после того, как пересчитал деньги и проверил, не фальшивые ли они. Последнее он проделал с помощью портативного приборчика, измерявшего плотность.

– Барр Херндон.

– С какой планеты?

Херндон на мгновенье задумался.

– С Борлаама.

Агозлид поднял глаза.

– Мне кажется, вы не очень-то похожи на борлаамца. Чистокровный?

– А разве для вас это имеет значение? Да, я родом со славящегося своими полноводными реками материка Зоннигог, и деньги мои в полном порядке.

Агозлид старательно вписал его имя в регистрационную книгу. Затем вновь окинул Херндона наглым взглядом и произнес:

– Так и записали, Барр Херндон из Зоннигога. Теперь вы законный владелец протея. Вам будет приятно узнать о том, что он уже обучен, приведен к покорности и смирился со статусом раба.

– Это меня очень радует, – спокойно произнес Херндон. Агозлид вручил ему сверкающий диск из полированной меди с выбитым на нем девятизначным числом.

– Это кодовый ключ. В случае, если раб потеряется, принесите ключ в борлаамский Централ и его выследят, чтобы вам возвратить.

Затем он вынул из кармана миниатюрный излучатель и небрежно передвинул его через стол.

– А это ваш резонатор. Он настроен в резонанс с ячейками специальной сетки, имплантированной в ткани тела протея на субмолекулярном уровне.

Вынуть ее для перенастройки невозможно. Вам не нравится, как ведет себя эта тварь – просто потрясите резонатор. Очень важно, чтобы рабы надлежащим образом соблюдали дисциплину.

Херндон подобрал резонатор и сказал:

– Протей, наверное, и без этого инструмента испытывает немалые мучения. Но я возьму его.

Аукционер сгреб протея и смахнул его с аукционного стенда вниз, к ногам Херндона.

– Теперь он ваш всецело. – К этому времени вокруг них уже никого не было. Толпа зевак перекочевала на противоположный конец площади, где проводился аукцион бриллиантов. Херндон внимательно оглядел окружавшие площадь здания и заметил безлюдный переулок, ведущий к набережной.

Отойдя на несколько шагов от киоска аукционера, Херндон оглянулся.

Агозлид готовился к следующей части своей распродажи. За полупрозрачной занавеской Херндон мельком увидел трех испуганных обнаженных девушек с Виллидона, которых готовили к показу.

Взглянув после этого в сторону моря, он увидел набережную, окаймленную невысокой стенкой, и за нею – яркие зеленые просторы Сияющего Океана. На какое-то мгновенье мысли его устремились на другую сторону Океана, к дальнему материку Зоннигог, где он родился. Затем взглянул на объятого ужасом маленького протея, который к этому времени уже наполовину изменил свою форму.

Девятьсот тридцать пять стеллоров за этого протея. Губы Херндона искривились в горькой усмешке. Это была огромная сумма денег, намного больше того, что мог бы он позволить себе с легкостью вышвырнуть на ветер за одно утро – к тому же в свой первый день возвращения на Борлаам после длительного пребывания на других планетах.

Но теперь уже ничем нельзя было помочь. Он позволил вовлечь себя в эту авантюру и отказался сойти на полпути. Больше такого он не допустит, решил он твердо, думая о сожженной и опустошенной деревне в Зоннигоге, разграбленной негодяями-мародерами из армии Властителя Креллига.

– Ступай к парапету набережной, – приказал он протею.

Наполовину сформировавшийся рот произнес невнятно:

– Х… хозяин?

– Ты меня понимаешь, правильно? Тогда ступай к стенке. Иди не останавливаясь и не оборачиваясь.

Херндон стал ждать. Протей сформировал ноги и, шатаясь, нетвердой поступью побрел по истертым булыжникам. Девятьсот тридцать пять стеллоров, с горечью отметил про себя еще раз Херндон, и вытащил иглопистолет.

Протей продолжал пересекать базарную площадь в направлении моря.

Кто-то закричал:

– Эй, эта тварь собирается броситься в море! Может быть, лучше остановить ее?

– Протей принадлежит мне, – холодно отозвался Херндон. – Держитесь от меня подальше, если вам дорога собственная жизнь.

Несколько человек ошарашенно глядели на него, но никто не посмел пошевелиться. Протей подошел уже почти вплотную к парапету и в нерешительности остановился. Даже для самых низших форм жизни самоуничижение не может быть желанным, несмотря на то, что это может принести, наконец, избавление от невыносимых страданий.

– Полезай на стенку, – велел ему Херндон. Протей слепо повиновался.

Палец Херндона нежно поглаживал спусковой крючок иглопистолета. Он стал прицеливаться в протея, который уже взобрался на невысокую стенку и теперь глядел вниз, в мутную воду бухты, и сосчитал до трех.

При счете три Херндон выстрелил. Тонкая иглообразная пуля молнией просвистела над булыжниками и вонзилась в спину протея. Смерть должна была наступить мгновенно. Игла содержала нервно-паралитический яд, действующий безотказно на все известные формы жизни.

Схваченное в самой середине стадии очередного превращения, несчастное созданье на какое-то мгновенье замерло на стенке,