хватаю её на руки. Чёрт возьми, почему такая легкая?! — Я оставлю тебя ровно на три минуты, Ана. После ты примешь душ. А после…

Усаживаю эту глупую овцу на унитаз, сняв с неё всё тот же несчастный халат, и выхожу из уборной, действительно даря ей пять минут наедине. И, судя по стонам от боли, просидела она на коленях с тех пор, как я трахнул её в рот. Почти два часа.

Я слышу звук спуска воды, шум раковины, потому вхожу в ванную. Ана молча плачет, рассмотрев своё лицо, и вздрагивает всем телом, когда замечает меня через зеркало.

— Что я вам сделала?.. — она тихо шепчет, поворачиваясь ко мне лицом, и я ухмыляюсь.

— Рот закрой и залезай в ванну.

— Кристиан…

— Ты смеешь называть меня по имени? — выгибаю бровь, внимательно смотря на эту смелую дрянь, так же смотрящую мне прямо в глаза, и она сдается, всхлипывает.

— А какая разница? Ты ведь всё равно убьешь меня. Мистер Грей, Кристиан, ублюдок…

Умненька.

— Залезай в ванну и принимай хороший душ, пока я не напомнил тебе, кто здесь кто.

У Ани кожа была немного темнее… И больше грудь, определено, но другой формы. А у Аны милые персики.

Худая, плоский животик со следами от меня, у них похожее строение тела. Тонкие ножки, меж которых маленькая не бритая киска, ни разу никем нетронутая… Ани всегда следила за собой, регулярные эпиляции, но моя жена была уже не девственницей, когда мы встретились. Но тогда, да и сейчас, меня не волнует это. Ана много ходит пешком, подтянутая задница, красивые ноги, мышцы… А моя Ани предпочитала машину, что со временем, особенно после рождения сына, вышло в целлюлит.

— Замри.

Она послушно замирает, не оборачиваясь на меня, и я подхожу к ней, поглаживая её аппетитные округлости.

— Раздвинь ноги, не сильно.

Она раздвигает ноги на ширину плеч, и я поглаживаю её киску ладонью, не пугая её тем, что я буду дефлорировать её. Лишь задеваю клитор средним пальцем, массируя его, и он возбуждается, но Ана лишь сильнее напрягается, явно показывая своим телом, что даже прямое воздействие не возбуждает её саму, в её сознании.

— Хорошая девочка. Голову тоже помой.

Нужно что-то придумать с её естественными потребностями.

А, к чёрту. Сломаю её — выпущу в квартиру. Пока пусть терпит.

— Сэр, пожалуйста, дайте мне полотенце.

— Горячий душ поставил мозги на место? Снова я «сэр», надо же.

Сам подхожу к ней и вытираю красивое тело от воды, пока другое небольшое полотенце она накручивает на волосы.

— Скажи мне, как зовут тебя?

— Ана, мистер Грей.

— Я буду называть тебя Ани. Ты ведь не против? — Ана тяжело сглатывает, отрицательно качая головой, когда вместе с вопросом на её глотке смыкаются мои руки. — Вот и замечательно. Пойдём, я уложу тебя спать, Ана. И я очень тебя прошу, не вреди сама себе. Ты вредишь себе — ты вредишь мне, ведь ты ещё ой как нужна мне.

Снова ошейник и безмолвные слёзы, которые я привычно игнорирую, защелкивая кожаный ремень и проверяя цепь.

— Ложись в постель и пожелай мне спокойной ночи.

— Доброй ночи, мистер Грей, — Ана сворачивается калачиком, плотно накрываясь не слишком теплым покрывалом, и я начинаю игру.

— Доброй ночи, Ани, — целую её в лоб, испытывая невероятное возбуждение внутри, никак не связанное с сексом, и выхожу из комнаты, оставив только приглушенный свет.

В собственной спальне глотаю три таблетки не особо эффективного «Донормила», к более мощным препаратам снова пошло привыкание, и ложусь в постель, думая о том, что бы сегодня я хотел увидеть во сне.

Увидеть… Мне очень, по-детски, жаль, что во сне своё счастье я хоть и могу увидеть, никак не могу почувствовать, и забрать его в реальность, хоть на минуту, я тоже не могу.

***

— Простите, мистер Грей, мне очень жаль, но это было не в наших руках… Вы можете побыть с ним, — пожилой врач кивает на операционную, позволяя мне войти, и я следую туда.

Леонард.

— Лео… Сынок, Лео, мой дорогой мальчик… — целую маленькие пальчики на руке сына, крепко сжимаю холодную ладошку, и…

Я больше не могу.

Рыдаю в голос, задыхаясь от всей этой боли, что так переполняет меня. Да лучше бы это был я, чем Лео, мой дорогой, мой сыночек… Такой маленький и живой, любящий рассветы, кормить чаек, тискать собачку своей тетки, любящий тосты с бананами и вечно разбрасывающий свой «Лего», на который я вечно наступал. Мой лучший друг, моё всё, Леонард Джеральд Грей…

— Мой маленький мальчик, я так люблю тебя. Лео Джи, мой хороший…

Поглаживаю его по щекам, лохмачу светлую головку, не в силах принять то, что такой спокойный и умиротворенный, такой родной и привычный мне, теперь совсем не спит, как спал каждую ночь до этого.

Мрази.

Я сделаю вам так же больно, каждому из вас и всем вашим семьям, как больно вы сделали этому крохотному, невинному и беззащитному ребенку.

А твоего ребёнка я готов пропустить через мясорубку, Роберт Брайт, на твоих же собственных глазах, на глазах твоей жены… Как сделал и ты.

Я надеюсь, тендер действительно стоил моей жизни и жизни моей маленькой семьи. Жизни моего ни в чём неповинного четырехлетнего сына.

— Я люблю тебя, сынок. Я тебя очень сильно люблю. Прости, что я не уберег тебя…

Больше никто и никогда не разбудит меня ударами световым мечом по всему телу и пародией на голос Дарта Вейдера в исполнении детского, пищащего голоска. Никто не заберется ко мне на колени, скучая и ничего не понимая в моей работе, но тихо сидя на моих ногах, лишь бы сидеть со мной, с папой, лишь бы я время от времени целовал бы его в макушку, пока строгий голос мамы не разлучит нас, оповещая, что пора спать.

Моего сына больше нет.

Анисы больше нет.

И меня теперь тоже нет. Именно в тот поганый день, когда я появился на свет.

***

Просыпаюсь от собственного звериного воя, снова и снова испытывая ту боль, что я ощутил, когда сжал ручку Лео.

Блять, ночной кошмар. Только не снова… В этот раз я не выберусь.

К тому же, мои ночные кошмары —