работай, в рот ибать!

Гнев, целый день копившийся в Костиной груди, требовал разрядки. Пружинистыми спортивными шагами Костя побежал вверх по лестнице, уверенный в том, что сегодня он наконец-то отпиздит наглую восточную рожу. Совершенно непонятно, с какой стати проживал в доме нахлебником плохо говорящий по-русски кандидат философских наук из Средней Азии.

На втором этаже Костя остановился и закашлялся. Из комнаты Миши, друга-буддиста, валил клубами вонючий конопляный дым. Миша практиковал недеяние, поэтому, в отличие от Саида, даже не читал книг. Только переворачивался с боку на бок на своем тюфяке, да еще изредка чистил огромный чилум, сделанный в виде головы Хайле Селассиа. Ни с кем в доме Миша не разговаривал. Костя не мог вспомнить, почему считает Мишу своим другом. К тому же, еще и буддистом. Но каждый раз, когда он вспоминал о существовании Миши, в голове возникали два слова: друг и буддист.

Гнев достиг высшей точки кипения. Сегодня Костя растопчет одного из этих двух бездельников. Оставалось только выбрать, куда повернуть — направо, в комнату Миши, или налево, к Саиду…

Внезапно Костины кулаки разжались. Как стыдно, подумал он. Нагрубил жене, накричал на философа, хотел учинить насилие над другом, который активно сочувствует всем живым существам на земле. Что это со мной происходит?

Стремглав он бросился вниз и обнял жену.

— Люблю тебя, Лена! — прошептал он. — Давай выпьем чаю.

— Конечно, — отвечала жена. — Сейчас поставлю. Зови друзей.

Четверть часа спустя вся компания сидела вокруг стола в гостиной. Костя любовался тонкими белыми пальцами своей супруги, которая разливала по чашкам чай. Саид, широко улыбаясь, рассказывала, как сегодня за копейки взял в букинисте сорок томов философского наследия и еле дотащил рюкзак со станции. Миша внимательно слушал каждого, а сам молчал мудро и просветленно.

Люди не знали, что мир и любовь воцарились в доме не просто так. Это произошло потому, что разумный грибок из Туманности Андромеды, паразитирующий на их мозге, сумел купировать у себя душераздирающе острый приступ шизофрении, которому был подвержен с рождения. Как и все разумные грибки, эта звездная плесень представляла собой макроорганизм-колонию, который, в целях самосохранения, инфильтруется в мозговую жидкость максимально большого количества человеческих особей. Пораженные одним грибком люди ощущают необъяснимую общность и потребность проводить время вместе. А по возможности, жить под одной крышей и разговаривать на одном языке. Обычная колония захватывает не менее пяти организмов, но самые мощные грибки порабощают тысячи и тысячи людей. Практически все людские сообщества — от рок-групп и кружков йоги до корпораций, типа Газпрома или Тойоты, являются побочным продуктом жизнедеятельности грибка.

К сожалению, среди космических паразитов шизофрения и другие психические расстройства совсем не редкость. Поэтому так много людей так бессмысленно уничтожают друг друга в моменты помутнения разума у их хозяев.

Так что случай на даче в подмосковном поселке Ч. это просто ерунда и даже не цветочки по сравнению с художествами банды Мэнсона или атакой на редакцию Шарли Эбдо. Но, как говорится, умному достаточно. Вовсе не обязательно описывать кровавые зверства религиозных фанатиков, чтобы указать на источник бед, терзающих человечество.

Светлана Мартюшева ГЛУБОКИЙ ЧЕРНЫЙ

Бараны, лошади, быки, и Бог знает какие еще твари, весело насвистывая, прыгали, бегали и порхали на своих призрачных крылышках вокруг Лели. Звездочки и кружочки, подмигивая огромными глазами, улыбались ей, пританцовывая в воздухе.

— Этого не может быть. Это не со мной, и меня тут вообще нет! — громко, чтобы себя подбодрить, сказала Леля.

Эхо же приняло ее слова за начало игры и тут же ответило с совсем другой интонацией:

— Меня нет.

Подумало и через миг поправилось:

— Вообще да (так будет лучше).

Леля зажмурилась и сжала мизинец правой руки. Стало больно. К тому же зажмуривание сделало только хуже: все то, что призрачно порхало и насвистывало снаружи, с другой стороны век вовсе не пропало, а наоборот — стало предельно реальным и объемным. Да еще и приумножилось, так как все оставшиеся на стенах картинки спорхнули со своего положенного места и полетели в общий хоровод со своими друзьями. Леля срочно раскрыла глаза. На нее несся табун горных козлов, каждый из которых был не больше ее ладони.

— Нет, — твердо приказала Леля и выставила перед табуном руку.

Табун маленьких козлов послушно свернул влево и ушел по касательной в стену, оставив за собой салют призрачной пыли.

— Да, — снова сказало эхо.

— Ты это уже говорило, — ответила Леля, ругая себя за то, что спорит со своим эхом.

— Значит повторило, — без промедления ответило эхо.

«Хорошо еще, что оно только отвечает, а не высказывается монологами» — подумала Леля и огляделась.

Она сидела на сыром полу в центре пещеры. С потолка свисали живописные сталактиты, рядом с ней горел костер, и свет его причудливо играл на стенах. Леля встала и, пошатываясь, подошла к одной из стен. Оказалось, что вся ее поверхность, от пола до потолка, покрыта мельчайшими кристалликами, которые ловили и отражали свет. Те же кристаллы были и на полу и на потолке. Так же на потолке, прямо над костром, было небольшое круглое окошко, сквозь которое шел свет. Других выходов из пещеры не было.

— Чушь какая-то! — в смятении вскрикнула Леля.

— Чушь наматывай на плющ.

Леля хотела ответить, но вовремя сдержалась, подумав, что не стоит поддерживать этот бессмысленный диалог с собственным эхом. Стоило сосредоточиться на более важном, как то:

А) как она здесь оказалась

Б) Что это за место, и

В) как отсюда выбраться.

В принципе, пункт б был вариативным и не обязательным, так как напрямую вытекал из пункта а, так что, сосредоточившись, Леля решила незамедлительно приступить к выполнению плана спасения.

«Начнем. Что я помню?» Это был хороший вопрос, потому что память предательски съежилась где-то на задворках сознания. В принципе, можно было бы сказать, что у нее перекур на задворках в компании со здравомыслием, потому что летающие, топчущие, бегающие и насвистывающие вокруг существа из наскальной живописи древних людей уже не вызывали панику, а воспринимались как само собой разумеющееся. Ну как трюмо в спальне. «Я отвлекаюсь» — подумала Леля. Пора преподать этой памяти урок, кто тут кем командует. Для пущей убедительности Леля встала в боевую стойку, готовая сражаться со своим сознанием пока оно не сдастся и не выдаст… О! Последнее перед тем, как она