Что-то мне худо, Apт. Наверное, я умираю. Позови врача.
— Будет сделано! — воскликнул Воль и принял позу, выпятив зад и натянув воображаемый лук.— Нет, ты только взгляни: вылитый Купидон! — Потом он вышел.
Вскоре вошла она, присела рядом с постелью и самым что ни на есть профессиональным тоном спросила:
— Ну, как себя чувствуем?
— Как всегда, когда я рядом с вами.— Он взял ее ладонь.
Девушка резко отдернула руку.
— Здесь не место для подобных выходок.
— В других местах вы тоже не давали мне особо развернуться,— пожаловался он.
Не отвечая, она устремила невидящий взгляд на оленя.
— Вот гадость-то,— сказал он.
— Не поняла.
— Я про эту мазню.— Он кивнул в сторону картины.— Полагаю, кто-то решил меня съесть. Уж не вы ли?
— Я? — Она искренне удивилась.— Что за глупость. Если вам не нравится, я велю снять.
— Сделайте одолжение. Уж слишком он похож на меня. Как, впрочем, и на всех остальных.
— Вы так считаете? Но почему?
— Потому что загнанный. Мы все с незапамятных времен были загнаны. Сначала — сами того не ведая, потом — зная всю правду до конца. Приятно сознавать, что все позади. Может быть, теперь наконец мы сможем повеселиться. Вы помогали мне раньше, сможете помочь и сейчас.
— Что-то я не помню, чтобы особенно вам помогала,— чопорно ответила она.
— Именно вы дали нам ценные сведения о Биче, о кабинетах физиотерапии, о Фармилоу. Если бы не вы, мы до сих пор гонялись бы за призраками.— Он сел и посмотрел ей в глаза.— Но больше я за призраками не гоняюсь.
Ничего не ответив, она отвернулась и задумчиво уставилась в потолок. Грэхем пожирал глазами мягкий изгиб ее щеки, разлет бровей и знал, что она ощущает его взгляд.
— Там, в вышине,— звезды,— продолжал он.— И знаете, Гармония, на них могут обитать люди, живые люди, как мы с вами. Дружественные народы, которые, возможно, побывали на Земле еще до витонского ига. Ганс Лютер считал, что им велели держаться от Земли подальше, и она оказалась запретной планетой.— Он снова посмотрел на девушку — Все лучшее оказалось под запретом для тех, кто хотел бы посетить Землю, и для нас, которые стали ее узниками. Не разрешалось ничего, кроме того, что наши господа считали выгодным для себя.
— Но теперь все по-другому,— пробормотала она.
— Да, по-другому. Теперь мы можем испытывать эмоции для себя, а не для други8х. Наконец-то наши чувства принадлежат нам самим. Вдвоем хорошо, а третий — лишний, особенно если этот третий — витон. До вас дошло, что только теперь мы по-настоящему наедине?
— Мы?
Она повернулась к нему, брови вопросительно изогнулись.
— Возможно, здесь и вправду не место,— сказал Грэхем,— зато случай уж больно подходящий! — Он привлек девушку к себе и припал к ее губам.
Она сопротивлялась, но не слишком настойчиво. Потом и вовсе перестала. Рука ее обвилась вокруг его шеи.