Наш брак с Минной был вполне счастливым. У нас родились две славные дочурки, которые удачно вышли замуж.
Я активно занимался наукой. Вскоре имя мое стало известным в научном мире.
Но шли годы. Я старел, но не умирал. Мне пришлось быть свидетелем страшного горя – смерти моей любимой Минны, а затем и дочерей, и внуков. К правнукам я уже испытывал равнодушие, как и они ко мне…
Чтобы не вызывать излишних подозрений по поводу своего долголетия, я стал путешествовать, часто меняя страны, города, изготавливая новые документы, придумывая новую биографию. Мой внешний облик не менялся, он как будто застыл на рубеже шестого десятка. Я много занимался наукой и литературой, печатался под разными псевдонимами, как прозаик и поэт, но, со временем, все это приносило мне все меньше радости. В брак я больше предпочитал не вступать, но испытал все удовольствия, которые может испытать мужчина, любящий женщин.
Кроме старенькой матери Европы, которую я почти всю объездил, я побывал в Новом Свете и в Африке. Решил заняться колдовством, мечтая преодолеть земное притяжение и добился некоторого успеха: при необходимости полета, или в случае опасности, я мог использовать крылья на спине, которые теперь возвышались уродливым горбом. Таков был результат моих чародейских опытов. Но это не мешало мне пользоваться большим почитанием у женщин! Колдовство помогало мне завоёвывать свое место под солнцем и устранять с дороги конкурентов.
Я стал свидетелем крушения монархий в Европе, поддерживал Просвещение. Удивительно, что учение великих просветителей не противоречило моим религиозным воззрениям. Во время Французской революции я стал советником у Робеспьера, активно выступал против дехристианизации, доказывая, что упразднение католического культа ни к чему хорошему не приведет, из-за чего впал в немилость и едва не угодил на гильотину. Меня заключили в крепость, но я благодаря своему чародейству и крыльям, сумел оттуда бежать. Затем поселился в Англии, решительно финансировал анти - наполеоновскую кампанию.
Я могу гордиться своим знакомством с известными людьми. Всех не буду перечислять, но все же скажу, что восхищался талантом Моцарта, Гете, Гейне, Канта, Шиллера, Гофмана, Диккенса… Я думаю, этих имен достаточно!
К концу девятнадцатого века я устал от политики. С тех пор занимался больше наукой и литературой, публикуя различные статьи и произведения.
Домой я за все это время приезжал редко. Сердце сжималось от того, какие ранее золотые были годы, и как я счастливо жил со своей любимой Минной!
В начале века двадцатого я уже здорово устал и от самой жизни, ощущая себя как- бы выжженным изнутри.
Да и события в мире не радовали! Меня ужаснула Первая Мировая война – более страшной бойни и самоистребления человечества я до той поры не знал! Всюду я видел лишь одно безумие! Моя любимая наука перестала восхищать меня, я узрел, что она ведет не к улучшению человеческой цивилизации, а лишь к ее упадку. Несметные богатства буржуазии, банкиров и торговцев, власть олигархии, бедность и голод низших слоев, бесконечная человеческая суета, упадок и разврат, рост преступности – все это настраивало на пессимистический лад. Более худшего периода для человечества я до этого века не знал!
Мысли о самоубийстве стали посещать меня. Нужно было что-то предпринимать. Мне показалось, что меня может спасти что-то новое и необычное.
Таковым стал социалистический эксперимент. Я прибыл в Советский Союз с твердым намерением начать жизнь заново.
Я стал ведущим инженером одной из строек во время второй пятилетки. Тогда специалисты из-за рубежа очень ценились.
Пришлось привыкать к жизни и необычному быту новой страны. Имея немалые способности к языку, я быстро его освоил, тем более, что уже читал на нем еще в прошлом веке таких титанов литературы, как Гоголь, Толстой, Тургенев и Достоевский. Мою деятельность оценили, я получил временное жилье, хороший оклад. Моя просьба о гражданстве была удовлетворена, что для меня было очень важно. Ведь я хотел остаться в этой новой, непохожей на другие и такой интересной для меня стране, быть ей нужным в то время, как после 1937 года со многими иностранными специалистами контракты расторгли.
Но тут грянула новая война! По документам я был немцем и естественно был арестован и посажен в лагерь. Мне ничего не стоило бежать из мест заключения, но я не хотел покидать страну. Куда бежать? В Америку? Я не любил янки! Но, еще больше, я ненавидел нацизм во всех его проявлениях, считая, что он лишь погубит Германию, мою родину. Я понимал, что только страна, гражданином которой я сейчас являюсь, сможет сломать хребет новоявленному мировому фюреру, но, в случае его победы, мир людской погибнет!
Пустив в ход все свои способности, я сумел доказать свою пользу в научной области. Власти сочли целесообразным мое перемещение в так называемую «шарашку» - комфортабельную тюрьму.
Я неистово работал над новым изобретением.
Моя ракетная установка дала неожиданный эффект! Врага погнали прочь и достаточно активно!
Вскоре меня освободили. А буквально через две недели в газетах появилось сообщение о награждении советского инженера Вольдемара Августовича Эркера Сталинской премией первой степени.
Победа над нацизмом стала и моим личным праздником!
***
В послевоенное время я практически никуда не выезжал из страны. Мир меня перестал интересовать! Жил и работал в области оборонной промышленности и космической техники, отдавая всего себя науке и изобретательству. Защитил диссертацию, получил ученое звание профессора.
Но моя жизнь разделилась для меня на счастливые часы работы и несчастливое время досуга.
После работы я изнывал от скуки и одиночества. Я ждал того часа, когда я снова смогу пойти на работу. Я практически не отдыхал, никогда не уходил в отпуск, а когда все же меня выпихивали – соглашался, чтобы не вызвать недоумений и подозрений.
Дома все было по-другому. Я слонялся из угла в угол. Телевизор мне был неинтересен, друзья мне были скучны; с товарищами по работе я поддерживал отношения просто так, для вида, лишь книги, иногда, спасали меня.
Ночи превращались в сплошные часы мучений. Я пробовал читать, бросал книги, сочинял стихи, которые потом сжигал, часами просиживал на балконе, наблюдая за звездами, да вспоминая золотой