Литвек - электронная библиотека >> Владимир Валерьевич Шамов >> Биографии и Мемуары и др. >> Дойти до другого берега >> страница 2
ходили к нему на могилу, а рядом была могила двух девочек. На ней было написано, что они погибли от рук убийцы. Мама сказала, что маньяк заманил их к себе домой, надругался над ними, потом медленно убивал, а потом варил из них суп.


Потом мы переехали в Североонежск, потому что отца назначили директором строительства крупного бокситного рудника «Мяндуха». Позже, в 2005 году, мои родители посещали все эти места и привезли фотографии. На одной из них мой отец стоит на фоне развалин недостроенного гиганта…


Как-то к нам на урок ворвалась заплаканная завуч и изрекла: «Вы тут смеётесь, а там… Брежнев умер!».


В Архангельской области было много зон. Очень часто мне на глаза попадались ножики с выкидными лезвиями, брелки и другие сувениры, сделанные зеками. Это были красивые вещи. Они были покрыты оргстеклом, а под ним из разноцветной фольги («золотинки») были выложены рисунки. Зеки меняли эти сувениры на чай, из которого они приготовляли чифир.


У нас в семье все любили пимы. Это такие архангельские унты из оленьего меха. Ходил в пимах и я. Кроме этого мама вязала шапки. Мало того, что они были очень красивые, он вывязывала на них слова «Супер» и «Адидас». Я тогда не знал, что это такое, а она разъясняла, что «Супер» - это лучший, а «Адидас» - это такая фирма. Так же она связала мне свитер «светофор». Откуда она черпала информацию, я не знаю, но про группу «Битлз» мне тоже рассказала она. Считается, что в советское время не было джинсов. Это полная чепуха. Джинсы Райфл, Монтана преспокойно висели в магазинах, просто интерес к ним пропал, и стоили они сто рублей при зарплате сто двадцать. Джинсы были тёмно-синие с медными бляшками и молниями и со временем вытирались на коленях и других местах. Позднее, в конце 80-х, появилась «варёнки», в 90-е «мальвины» и «пирамиды», а ещё позднее джинсы стали продавать уже с потёртостями.


2.


В 1985 году из светлой Архангельской области я переехал в Кострому. Так решила мама. Они проехали несколько городов и выбрали Кострому.  Это место сразу же не приняло меня. Помню, мои новые школьные друзья первым делом спросили: “ Ты баб зажимаешь?” А я тогда и не знал, что это такое. Конечно, взбунтовался против хамства и тупости. И после 8-го класса меня выгнали из школы с “неудом” по поведению. Помню, даже всплакнул по этому поводу в караваевском саду. Караваево  - это такой посёлок совсем рядом с Костромой.


Но зато в Костроме продавали мороженое. В Архангельской области его не продавали, и я даже не знал, какое оно на вкус. Я замораживал в холодильнике молоко с клюквой, и думал, что оно должно быть именно таким. Когда я первый раз пришел в кафе, то увидел табличку «Мороженое 100/10 гр». Денег у меня было мало, и я сказал продавцу: «Мне мороженого 10 грамм». Она вытаращила глаза: «Как это?» Я сказал: «Ну, у вас написано». Она сказала, что «10 гр» - это сироп. Так я впервые попробовал мороженое. Это не было похоже на клюкву, замороженную в молоке.


Что я могу вспомнить ещё приятного из последних школьных лет - это мой десятискоростной спортивный велосипед, который мне купили родители.


Мои мудрые папа и мама, когда решили, что мне пора покупать транспортное средство, из 2-х вариантов: мопед или крутой велосипед, выбрали всё же велосипед «старт-шоссе». И я с удовольствием выпендривался на нём.


Помню, выезжаю я на главную, а по ней едет пацан на простом “взрослике”, и «газу» прибавляет, чтоб меня опередить. Но я …в 2-3 оборота педалей его обставил. Правда, еле в поворот вписался на ул. Совхозную, в посёлке Караваево, где мы жили по приезду из Архангельска в маленьком домике из силикатного кирпича.


Одно время я сдружился с двумя парнями на почве коллекционирования пластинок. Они жили на одной площадке в пятиэтажном доме у школы. Летом мы пошли на дачу к одному из них. Там я столкнулся со странным поведением. Тот, что поздоровее, повалил меня на кровать, стал дёргаться на мне и делать соответствующие движения бёдрами. Я скинул его с себя. Стало понятно, что в голове у этих людей что-то не то. Дружба закончилась, а через несколько лет, я узнал, что этот человек ушёл в монастырь.


Как-то мы поехали всем классом в колхоз. Там наши мальчики разругались с девочками из за какой-то девчачьей подлости. И мы какое-то время не разговаривали. Девочкам стало скучно, и они затеяли танцы. Пригласили пацанов и те попёрлись. Я сказал: «Вы что, разве так можно? Неужели у вас нет чувства собственного достоинства?»  Но молодые кобельки не слушали. Девочки, узрев, что я не повёлся на их милость, уговорили парней объявить мне бойкот. И те с удовольствием предали меня и начали травить и игнорировать. Девочки - в основном хитрые стервы, а парни - дураки, это я понял очень рано. Но с началом нового учебного года всё стало как раньше. Лишь девочки затаили злобу и весь последний школьный год врали на меня и закладывали меня училкам.


Несмотря на «неуд» по поведению и на то, что меня не приняли в комсомол, я поступил в техникум. Из всех молодёжных течений меня привлекал только панк. До того, как я применил его к своему гардеробу, мне мечталось, как я весь разодетый иду по улице, привлекая внимание советских граждан. Но вместо этого в первый же день я получил по физиономии от пяти гопников прямо в центре города. Сначала я, конечно, боялся тех, кто сильнее. К тому же они всегда имели численное преимущество, ведь  в  то время я был единственным панком в маленьком провинциальном городке. Потом стал их презирать, потом вообще потерял всякий страх…


Хотя один человек всё же оценил мой стиль, это был ни кто иной, как старый военрук, который, разглядывая мой ирокез перед отправкой в военно-спортивный лагерь «Песочное», сказал: “Только Шамов хорошо подстрижен”.


Когда нас отправляли в колхоз или военно-спортивный лагерь, я каждый вечер рассказывал пацанам страшную сказку, наподобие тех, что в детстве пугала меня бабушка Феша. Мне самому это очень нравилось, и уже днём я начинал придумывать очередной вечерний ужастик, а они всё пытались узнать, про что будет сказка. Но я говорил лишь, что сегодня очень страшная. Вечером все ложились в кровати, я объявлял название и начинал. Иногда они вскрикивали… Некоторые сказки были многосерийными, и меня просили ещё, ещё, но я говорил: «Продолжение завтра».


Однажды в колхозе Лунёво мы ссыпали в кузов картошку, которую нам подавали в железных вёдрах колхозные бабы. Ссыпали, а вёдра кидали вниз. У одной