========== Часть 1 ==========

Фобос не знал, сколько уже прошло времени с момента его заточения в клетку, какое сейчас время суток, какой сейчас год или сезон. Он ничего не знал, и спросить было не у кого. Рядом с ним не было никого: ни стражей, ни караульных, ни бешеных псов ее Величества. Фобос лишь знал, нет, чувствовал, что находится здесь чудовищно долго. Огромная комната, висящая в воздухе клетка, где прутьями решетки стали светящиеся белым светом лучи, обжигающие кожу, если к ним подойти слишком близко, поджигающие волосы и одежду. Ни шанса на побег или имитацию самоубийства.

Полнейшая изоляция над пропастью в волшебной клетке пять на пять.

Должно быть, королева посчитала, что одиночество сведет его с ума рано или поздно, но Фобос не собирался делать ей такое одолжение. Может быть, слишком сильно он еще хотел пожить, а может быть, разум его уже не был здоров. Что есть величие, если слабая девчонка смогла заключить тебя в клетку?

Просто иллюзия, навеянная больным разумом.

Но Фобос учится на своих ошибках. И он будет готов ухватиться за любой шанс выбраться, а Элион, Фобос был уверен, даст ему такой шанс. Безумного тирана легко держать в камере, а вот родного брата с лишь заострившимся от отчаяния умом и здравыми рассуждениями — почти доставляет боль нежной Элион.

Элион страдает. И Элион придет к нему, и тогда Фобос будет готов.

Что есть власть, когда за одну секунду можно потерять сразу всё и даже больше?

Лишь прах, развеваемый ветром над пропастью. Фобос это понял слишком поздно, когда в одну секунду потерял не только трон и корону, до которой было подать рукой, но и свободу, которую не ценил. Элион пока не знает этой истины, поэтому обвести ее вокруг пальца будет даже слишком просто.

Фобос смакует эти мысли, когда коротает долгие минуты, перетекающие в часы, недели, месяцы… Он не ощущает времени в этой чертовой камере, блокирующей любое магическое вмешательство и остановившее в нем почти все жизненные процессы. Он не чувствует себя живым, он будто лишился своего тела, стал бесплотным. Ему не нужна вода или еда, он может вообще не смыкать глаз (поэтому в камере нет никакой кровати, лишь голый пол), ему не бывает тепло или холодно, и он почти так же сильно ненавидит эту закладывающую уши тишину, как маленькую девчонку, поломавшую все его планы.

Когда слышится скрип железных дверей и раздаются шаги, Фобос на несколько секунд теряет контроль и чуть не срывается к опасной решетке. Не так давно ему начало казаться, что он просто оглох, так сильно давила со всех сторон эта тишина. Однако, слух его даже обострился, потому что двери, скрип которых он услышал, отдалены от его клетки на немыслимое расстояние. Его ненавидели и боялись до дрожи в коленках, так что это расстояние даже ему слегка льстило.

Фобос еще не видит Элион, но уже знает, что из коридора в одиночестве выйдет именно его сестра. Он научился узнавать ее по шагам. Она не боится его в отличие от других, но идет она все также неуверенно и робко, будто боится, что ее прогонят. Фобос монументальным усилием заставляет себя сидеть с прямой спиной и прикрытыми глазами. Если Элион считает, что у нее получилось его сломать, то ее ждет большое разочарование.

— Здравствуй, — голос Элион не дрожит и не меняет интонаций, когда тяжелое эхо со всех сторон приветствует свою королеву. — Фобос?

Он лениво открывает глаза, и ему снова приходится прикладывать усилия, чтобы не выказать ей своего удивления. Элион вытянулась в длину, как это делают невзрачные ростки ясеня по весне, взлетая вверх, ближе к небесам. Простое голубое платье, длинное, но не слишком праздничное, светлые волосы заточены в высокую прическу, которая делает ее еще взрослее, чем есть на самом деле. А может быть, прошло так много времени? Он отгоняет эти мысли прочь, он не станет ее об этом спрашивать.

— Как ты? — спрашивает она, будто ей действительно интересно, будто ему есть, что рассказать. Нет, она не издевается, Элион не такая. В этом вся Элион.

Фобос не позволял себе разговаривать сам с собой, не кричал, когда очень хотелось сорваться. Только так можно было сохранять самоконтроль, повторяя, как мантру, что у него все в порядке. Теперь он об этом почти жалел, понятия не имея, как сейчас будет звучать его голос. Может быть, он захрипит или сорвется на визг? Или голосовые связки уже атрофировались (такое ведь бывает?), и он не произнесет ни звука?

Элион терпеливо ждет и рассматривает его очень скрупулезно, видимо, надеясь найти признаки его изменения, и Фобос решается.

— Соскучилась? — голос слегка осипший, но это не критично, и Фобос усмехается со всем презрением, на которое способен.

— Не смогла, — спокойно отвечает Элион, и он даже несколько удивлен, какая усталость и разочарование плещется у нее в глазах. — Не успела.

Королева. Настоящая королева. От этого становится тошно, и это первое человеческое чувство, которое ощущает Фобос за долгое-долгое время, после безграничной ненависти, в которой он буквально купается дни напролёт.

— Ты знаешь, зачем я пришла? — спрашивает Элион, останавливаясь от горящих столбов решетки в соблазнительной для Фобоса близости.

Стоит протянуть руки и вот, она уже безраздельно в его власти. Стоит слегка потянуть ее на себя через щели решетки, и на ее лице останется вечное напоминание о Фобосе. Не будет больше этого равнодушного взгляда, не будет острых скул и высокомерно сомкнутых пухлых губ. Не будет больше красоты, только лишь ожог, пересекающий ее лицо по диагонали. Она будто бы сознательно рискует, проверяя, насколько Фобос готов зайти в своей ненависти, и Фобос не шевелится, наслаждаясь призрачным ощущением своей власти над ней.

— Ты оказалась никчемной королевой и пришла вручить корону тому, кто ее по-настоящему заслуживает? — едко усмехается Фобос, подыскивая то, что заставит Элион выйти из себя. — Не уверен, что готов восстанавливать после тебя убитую напрочь империю. Ты же уже камня на камне от нее не оставила, так ведь, Элион?

Она лишь усмехается, кажется, сестренка поверила в себя. Наконец-то.

— Ты не меняешься.

«А вот ты — очень изменилась», — почему-то думает Фобос с довольным удовлетворением. Смотреть краснеющую и дрожащую девочку-подростка и видеть в ней наследие Эсканоров — было до боли неправильно. Иметь дело с достойным противником всегда приятнее, чем одним движением