приходилось выторговывать на черном рынке ткань или же пеленки, иногда доходило до воровства, чем я не горжусь. Но все средства хороши, когда нужда прижала к стенке.

- Готова к своему последнему году? - в проеме возникает отец. - Хоть одного ребенка миновала Жатва.

- Почти миновала. Я бы не загадывала. - Все на что меня хватает выговариваю на одном дыхании, если мы продолжим, то без слез не обойдется.

Как бы сильно мы все не старались вести себя в этот день нормально, внутри все скручивает от страха так, что говорить становится невозможным. Я бы хотела, не сомневаюсь, как и любой другой, сказать, что все в порядке, но уверенность с каждой минутой улетучивается. Радует одно - это моя последняя Жатва.

- Брось, Ив, - отец присаживается на кровать Стенли. - В этом году Жатва пройдет иначе, никто тебя не выберет. Сомневаюсь, что вообще смогут кого-то выбрать.

- Но кто-то все же будет участвовать в играх.

- И это будешь не ты, милая.

И я на это надеюсь, пап.

Мы как и обычно всей семьей выходим из дома и молча идем на площадь перед домом правосудия. Раз за разом поражаюсь названиям некоторых вещей, которые кто-то когда-то придумал. Дом правосудия, где нет и намёка на него. Миротворцы - люди, которым плевать на мир.

Уже у самого входа на площадь я и Стенли вынуждены разлучиться с родителями. Младший брат держится мужественно, но крепко сжимает мою руку, боясь то ли за себя, то ли за меня. У самого входа на площадь расположились будки с капитолийскими работниками, где проходит регистрация всех детей начиная с двенадцати лет и заканчивая восемнадцатью. Когда-то это время называли лучшими годами жизни, сейчас же все изменилось.

Отправляю Стенли в очередь к малышам, сама же глазами пытаюсь найти Родни в толпе. Рыжая макушка находится в паре десятков метров от меня. Нагнать друга мне удается только после регистрации.

В двенадцать часов на постаменте у ратуши появляется мэр десятого дистрикта, который ежегодно читает монотонную речь с карточки. Этот год не стал исключением, не смотря на всю “торжественность” двадцать пятой годовщины игр.

- Интересно, - Родни наклоняется ко мне, - мэры меняются, а речь нет.

И он прав как никогда, буквально несколько месяцев назад президент Вайнд сменил власть, но праздничная речь не изменилась ни капли. Все потому что капитолийцам плевать на слова, им нужны только зрелища.

Когда речь подходит к концу, микрофоном овладевает чудо из Капитолия. Мужчина с длинными ногтями, из-за которых ему трудно держать микрофон и выбеленным лицом до такой степени, что оно кажется плоским блюдцем, произносит фразу, которая в сердце Панема вызвала бы тонны возгласов, а на окраинах лишь напряженное молчание.

- Добро пожаловать на ежегодный праздник Жатвы! И пусть удача всегда будет с вами!

Голос его в отдельные моменты бурной радости становится таким писклявым, слушать это пытка.

Мы вновь слушаем рассказ о возникновении Панема, о Темных временах и плавно переходим к тому, что в наказание за деяния, которых не совершали, вынуждены страдать. Затем следует ежегодный показ фильма, где рассказывают о каждом дистрикте, вплоть до некогда существовавшего тринадцатого. Его руины я вижу уже в сотый раз, кажется, но каждый раз это зрелище приводит в ужас. Я думаю о людях, которые там погибли, и даже немного завидую. Они больше никого не боятся.

- Два дня назад жителям вашего дистрикта была предоставлена великолепная возможность самим выбрать новых трибутов, - капитолиец делал ударения на тех словах, что не несут в себе никакого смысла. - А сейчас огласим счастливчиков, которым выпала честь представлять дистрикт десять на двадцать пятых Голодных Играх!

В воздухе висела мертвая тишина, казалось слышен каждый вздох. Я видела, как некоторые дети скрещивали пальцы за своими спинами, в надежде, что это спасёт их. Если бы спасало, я бы тоже воспользовалась.

Человек-блюдце из Капитолия раскрывает конверт перед микрофоном, мы все слышим звук рвущейся бумаги. В этом конверте были запечатаны два имени. Два имени тех людей, от кого удача отвернулась.

Стало еще тише.

- Имя первого трибута Ивори Фолстрик, - мужчина произносит это имя четко и радостно, он сияет от счастья.

========== 2. Трибуты ==========

Где-то я слышу отчаянный крик, вижу встревоженный взгляд Родни и облечение в глазах девушек, стоящих рядом.

- Ивори Фолстрик, где же ты? - пропевает своим писклявым голоском капитолиец, что отрезвляет похлеще нашатырного спирта.

Мое имя в его исполнении звучит как-то иначе, оно вдруг кажется мне чужим. Я бы хотела, чтобы в десятом дистрикте был еще кто-то с именем Ивори Фолстрик.

Толпа расступается, кто-то усиленно пятится назад от меня, словно я заразная. Удача сегодня точно не на моей стороне.

- Иди, - шепчет Родни, кивая в сторону эшафота.

Да, назвать постамент по-другому язык не поворачивается. Киваю другу нервно и бреду в сторону сцены. Тут же возникают миротворцы, они облепляют меня вплотную, не давая сделать лишних движений. Я боюсь даже повернуть голову лишний раз.

Около сцены миротворцы расступаются, пропуская меня к дружелюбно улыбающемуся расфуфыренному клоуну из Капитолия. От него сильно пахнет цветами, голова тут же начинает кружиться. Поднимаюсь по лестнице к микрофону. По обыкновению трибутам дают сказать небольшую речь, это всегда что-то наподобие “я вернусь” или “следите за моей смертью”. Ловлю себя на мысли, что все смотрящие на меня сейчас люди такие чужие мне. Добровольцев не будет. Их в десятом никогда не было. Я понимаю их, я бы тоже не вызвалась.

- Что ты хочешь сказать своему дистрикту, милая?

Нервно сглатываю, чтобы смочить горло. Говорить речи мне не доводилось с пятого класса. Мне не хочется ничего говорить, но я собираюсь с силами.

- Я хочу назвать имя второго трибута.

Этого не ожидает никто, даже я сама. Для меня игры начались уже, и если есть хоть маленький шанс выйти победителем, то нужно устроить зрелище, которого никто не ожидает. Мы, десятый дистрикт, кажемся капитолийцам слабыми и беспомощными, мы живем почти в деревне с покосившимися домами и огромными кучами навоза, что сами пропахли этим едким запахом. Мы всегда плачем на Жатве и умираем первыми на Играх.

Я не такая.

Капитолиец неловко шутит