- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (87) »
А что?
— Да вот то...
— Что с ним случилось?
— Вернулся...
Не было еще случая, чтобы Ернан возвращался с промысла до срока.
— Без добычи?
— Какая добыча! Дюжину хвостов принес, не боле...
— Может, заболел?
Пашка даже не отвечает на такую малоинтересную догадку.
И здесь на Ваньку снисходит вдохновение. Притворившись, что неожиданное возвращение Ерпана ничуть его не интересует, он говорит:
------Ну и хрен с ним, Ерпаном, коли вернулся!.. Прощай.
еретик, мне домой надо: мать велела скорее приходить.
Хитрость удается на славу. Теперь уже Пашке не терпится как можно скорее все рассказать. Новость тем и дорога, что ею поделиться можно. Не поделишься, будет она тяготить, как неразменный рубль...
— Обожди...— просит он.— Ты Гришкино ружье знаешь?
— А то! Он его сам давал мне в руках подержать. Тяжелое!
— Порвалось!
У Ерпана ружье порвалось!.. Ради такой новости не то что уши поднять, малахай с головы сбросить не жаль!
— Врешь! — не верит Ванька. — Ерпану ружье от отца перешло, ему сто лет, такое не порвется.
— А вот и порвалось!.. Он, значит, полным зарядом по лисе бил... Как вдарил, так левый ствол и разворотило! А лису добыл все-таки... Хорошая лиса... Крестовка!
— Что ж, он ружье чинить повезет?
— Знамо, починит... А то и новое купит. Такое, в какое заряд сзади пхается. У Ерпана добытных денег много.
— Он и новое осилит! —соглашается Ванька.
За интересным разговором Ванька забыл обо всем и прежде всего о морозе. Неладное заметил Пашка.
— Почто у малахая уши задрал?.. Глянь, левое ухо все белое.
Будет теперь в наказание за любопытство Ванькино ухо болеть и пухнуть. Заодно Ванька вспоминает о перепиленном мотузке и предстоящих подшлепниках.
— Потри мне ухо-то!—просит он Пашку. — А то мне мамка задаст...
— Это я враз...
За таким лекарством, как снег, на Горелом погосте по зимнему времени далеко идти не надо. Пашка трет Ванькино ухо так старательно, что оно становится багровокрасным и начинает гореть. Однако Ванька и не думает торопиться домой. Дело в том, что, выпытав у Пашки его новости, свою новость Ванька припрятал про запас.
— Меня мамка нынче к ссыльным с молоком посыла-||а,..— говорит он таким тоном, будто ничего особенного в таком сообщении нет.
Ссыльных привезли на Горелый погост совсем недавно, поздней осенью, и что они за люди, толком никто не знает. Их трое, живут они в пустом дьяконовском доме, и что у них делается — неизвестно. Замечали только, что свет в их окнах горит далеко за полночь.
— Ну? Прямо в дом к ним заходил?—интересуется Пашка.
— Звали, только я не пошел, а с крыльца в дверь глянул.
— Иконы-то есть у них?
— Икон не видел. Вот книг на столе много лежит. Вот сколько!
Согрешив против истины, Ванька показал на сажённый сугроб.
— Божественные?
- Кто их знает... Высокий, который с усами, увидел, что я на стол смотрю, начал меня про буквы спрашивать.
— Про какие буквы?
— Знаю ли я буквы...
— Ты ему чего сказал?
— Ничего не сказал... Оробел в ту пору.
— Значит, он сердито разговаривал?
— Вовсе он не сердитый, а насмешник... Взял и обозвал меня.
— По-нехорошему?
— Кто ж его знает как...
— Как же все-таки?
Ванька шмыгнул носом и шепотам сказал:
— Дитем тайги обозвал — во как!.. Ты, говорит, дитя тайги, передай матери деньги, а домой бежать будешь, пустые кринки не побей.
— А ты что?
— Ухватил кринки и — бегом...
— Ладно сделал. С ними, безбожниками, говорить грех, — оценил Пашка Ванькино приключение.
— Безбожники, а вот живут,— поразмыслив, сказал Ванька.— Батька говорил, человек без бога дня прожить не может.
— Так то человек, а они колдуны... Их не бог, а другой на земле держит, понял? На том свете им место давно уготовано.
Хоть и обозвал Усатый Ваньку «дитем тайги», но тог на него зла не имел. И уж кто бы сулил ад, а не щепотник!
— На том свете и вам, никонцам, горячие сковородки глотать придется! —отвечает он.
— А вас, староверов, вовсе свинец расплавленный пить заставят! Мы-то в раю будем, а вы...
— Так вас туда и пустили!
Еретик Савка, молча слушавший разговор старших, решил, что пришло его время, и пустился в пляс, припевая:
— Шиш, о восьми концах крыж! Шиш, о восьми концах крыж!..
— Ваш поп сургутскому протопопу колокол с церкви в карты продул!..
Попрекнув братьев-щепотников таким вполне достоверным, вошедшим в историю Горелого погоста фактом, Ванька счел себя победителем и с достоинством покинул поле сражения.
ГЛАВА ВТОРАЯ ВАНЬКА В ГОСТЯХ У КОЛДУНОВ. ВОЛШЕБНАЯ КНИГА. ВАНЬКА ПОСТУПАЕТ КАК ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. СЕРЕБРЯНЫЙ КОРАБЛЬ И ЦАРЕВНА АРИХМЕТКА
ГЛАВА ВТОРАЯ ВАНЬКА В ГОСТЯХ У КОЛДУНОВ. ВОЛШЕБНАЯ КНИГА. ВАНЬКА ПОСТУПАЕТ КАК ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. СЕРЕБРЯНЫЙ КОРАБЛЬ И ЦАРЕВНА АРИХМЕТКА
1.
На другой день, проснувшись и свесив голову с полатей, Ванька увидел, что черная бревенчатая стена, выходившая на улицу, густо поросла инеем, а окна замерзли так, что солнечный свет едва пробивался в избу. — Ух ты!—подивился про себя Ванька и уже совсем собрался снова нырнуть под овчину, но мать не позволила. — Вставай, вставай, нечего бока пролеживать! Молоко нести надобно... Тут Ванька вспомнил о новой обязанности: носить молоко колдунам, поселившимся в дьякон овском доме, и сон как рукой сняло. Ванькины сборы недолги. Пожалуй, он побежал бы, не молясь и не завтракая, но мать враз навела порядок: сначала показала на образа, потом на старый чересседельник, висевший у притолоки. Пришлось Ваньке молиться и есть все, что положено. А положено ему было в тот день постное: квашеная капуста с солеными грибами и паренки — пареная репа и морковь в сусле. Завтрак нежирный, но и за тот благодарить надо. Ванька, встав из-за стола, торопливо крестится не то на образа, не то на чересседельник. Теперь все в порядке. Но у матери возникает сомнение. — Нынче на улице страсть! — говорит она.— Уж не знаю, пускать ли тебя... Судя по промерзшей стене, сложенной из хорошо пригнанных и крепко-накрепко проконопаченных бревен, на улице и впрямь неблагополучно. У Ваньки даже ком к горлу подступает от одной мысли, что мать может его не пустить. Поэтому он как можно серьезнее и басовитее говорит: — Чего страстью пугаешь? Что я, девчонка али маленький? На шестке печи, там, где, прорываясь в трубу, гудит жаркое смоляное пламя, чернеют большие корчаги со щелоком: мать готовится к стирке. Это обстоятельство решает ее сомнения. — Сама бы отнесла, кабы не дела... Но помни: коли на улице задержишься да обморозишься, домой не приходи!.. Бегать не вздумай!.. Принесешь к ним молоко, сразу из избы не уходи, обогрейся маленько. Они хоть и безбожники, а, чай, люди, на мороз не выгонят. Одевание на этот раз- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (87) »