взметнулась теплоэлектростанция.

Выглядел паук, скорее, дружелюбно. Блестел многочисленными глазами.

И еще я понял — не работает ничего. Заброшено. Безлюдное Пространство.

— Странно, — сказал я.

— Что? — отозвался дядя Леня.

— Откуда вы узнали? Ну, книжки. Но про станцию — я же никому не говорил.

— Это не мы. Идет второй этап. Исполнение желаний.

— Да? И в чем ловушка?

— Ни в чем. Ты сам творишь, а не джинн.

Я оглянулся на дом — и врезался в очередной сюрприз. Наш двор существовал, но тоже не остался прежним. Дом напротив сделался намного старше, сталинских времен, и подворотня стала настоящей полукруглой аркой. И главное: за ней бежала к горизонту бесконечная кленовая аллея. А там, в самой дали, кто-то вроде бы скакал верхом.

— А…

Я замялся.

— Спрашивай, спрашивай.

— А себя изменить — можно?

— Попробуй.

— А лишний вес убрать?

— Попробуй.

Я не успел. Налетел шум — не знаю даже, с чем сравнить. Со свистом Соловья-разбойника, вот с чем.

Мы с дядей Леней синхронно запрокинули головы. С неба спускался космический корабль — а что же еще? — заходя на посадку где-то позади технопаука.

— Там что, космодром?

— Прокатимся? — заговорщицки пригласил дядя Леня.

…Когда шли обратно, я молчал. Заталкивал мысли в голову, как тесто в кастрюлю.

— Я это выдумал, да?

— Не знаю, не знаю. Боюсь, фантазии не хватит.

— А тогда что?

— Слышал термин — «микрокосм»?

— Слышал.

— Можно сказать так: Женя Сазонов — верхушка айсберга, а под водой все времена, планеты, страны, люди. Чтобы это проявилось, нужны особые условия. Гипноз, наркотики, творчество. В переселение душ веришь?

— Не очень.

— При жизни всплывает другая верхушка.

— Я понял. Что-то типа голограммы.

Дядя Леня крякнул.

— Сам додумался? Было, было такое сравнение… Нас, кажется, ждут.

Нас ждали.

— Здравствуй, Женя. Меня зовут пани Ирэна.

— Вы коллега дяди Лени?

— Скорее — твоя.

— Извините, вас тоже… машиной?

— О, нет! — Пани мило улыбнулась. — Рак легких. Много курила.

— И… как вам здесь?

— Лучше, чем ничего, — она аккуратно стряхнула пепел. — К тому же… Первым делом я сбросила лет двадцать пять.

— Вы очень красивая.

— А ты очень обходительный. Кто твои родители?

— У меня папа.

— А мама?

— Нет. В России — нет.

— Прости, я стара и бесцеремонна. А девушка есть?

— Есть.

Я и сам временами этому удивляюсь.

Впрочем, теперь-то…

— Хочешь с ними поговорить? — предложил дядя Леня. Может, у него все мои мысли куда-то там выводятся?

— А как?

— Прямо сюда приведем. Как я пришел.

— Нет… пока. Не надо.

Пани обняла меня за плечи и прижала. Я снова чуть не разревелся.

— Женя, — мягко начал дядя Леня. — Тяжесть пройдет. Ты ничего не потерял. Просто сменил форму жизни.

Тогда я спросил, что давно хотел, но все время забывал. И когда мы видели квазары, и когда пролетали над Бородинской битвой.

— Как здесь все умещается? Столько информации?

— Ты удивишься, но мы не знаем, — ответил дядя Леня.

— Как не знаете?

— Пока только догадки.

— Ну, догадки.

— Самая абсурдная… но и самая верная… Образно говоря, твою душу удалось задержать на Земле.

Дядя Леня прервался. Он ждал реакции, а я — продолжения. Сдался первым он.

— Мы искали, что происходит с информацией после смерти. Хотели спасать то, что не успело состояться. Нереализованные идеи, замыслы ненаписанных работ. Творческие люди часто не успевают всего. Представляешь, если считывать это с умирающего мозга? Цены не будет…

Я молчал.

— …Потом… случайно… выяснилось, что это не сохраняется само по себе. Только вместе с личностью. И самое главное… информация не исчезает, она будто уходит по некоему каналу… ну, мы ее и перехватили…

Я молчал.

— Айсберг тает. До сих пор все пытались отсрочить таяние. А мы перевели в иное состояние.

— Смысл? Кроме «цены не будет»?

— Возможно, новый этап эволюции.

— А если нет?

Дядя Леня картинно развел руками.

Я почему-то представил, как он это делает на самом деле — в кресле и перчатках. Или что там у них.

— Значит, душу, как бабочку сачком. Живи, мол, в прозрачном ящике, больно ты редкая. Авось еще разводить тебя научимся. Непорочным виртуальным зачатием.

— Женя, — это пани Ирэна.

— Ну что — Женя? Вы-то хоть должны меня понять!

— У них, вероятно, не было права. А у тебя нет права их судить.

— Женя, — сказал дядя Леня, — что можно сделать — обязательно будет когда-нибудь сделано. Рано или поздно.

— Дядя Леня, — сказал я. — Вот вы говорили, несправедливо, когда лучшие уходят первыми. А если — не зря? Если их тоже отбирают — сразу и вне конкурса?

Дядя Леня ничего не сказал.

— Получается, я где-то очень нужен. А из-за вас торчу здесь. Извините…

…Я вернулся на кухню, переговорив с отцом и с Машей. Дядя Леня и пани Ирэна сидели у стола. Дядя Леня гладил Мирона у себя на коленях. Пани Ирэна, увидев меня, погасила сигарету. Я свернул пепельницу в точку и запустил в космос.

— С вами точно ничего не будет?

— Точно, — сказал дядя Леня.

— Пани Ирэна?

— Моя работа не закончена. И еще — внуки. Четверо. А это…

У Брэдбери я, помнится, читал про электронную бабушку.

— Спасибо, — вдруг подошел к ней и поцеловал руку.

— Женя, — не унимался дядя Леня, — никаких гарантий. Если правы все-таки мы?

— А если — мы все? — отпарировал я. И добавил: — Что можно сделать обязательно будет сделано.

Дядя Леня даже не крякнул.

— Вы что-нибудь успели записать?

— Тоже не волнуйся. Что можно сохранить — будет сохранено.

Один-один. А с вами хорошо было бы в шахматы.

— Присядем, — распорядился я. Хотя все и так сидели.

Массивный рубильник, вроде того, каким приводят в действие электрический стул, выдавался из стены рядом с дверью. Наверное, я сам хотел, чтобы он так выглядел.

Я поймал себя на том, что мог бы растягивать минуту до бесконечности, и вскочил. Сказал:

— До свидания.

Очень-очень на это надеясь.

Дядя Леня пожал мне руку. Больно, как будто в реальности.

Пани Ирэна поцеловала и перекрестила.

Я шагнул к рубильнику и дернул вниз.