этом острове? Чья часовня тут стоит?

— Нет, — вздыхает Геннадий Ильич, — не этого.

Весь вид его — немой укор мне дремучему.

— Я имел в виду библейского Иова, — говорит он.

— И что же такого набедокурил этот Иов? Если сам Господь плачет о нём? — подталкиваю к рассказу собеседника.

Сам-то я не верю библейским сказкам, интересно слушать моего перманентного шахматного соперника. Он иногда высказывает неординарные суждения по, казалось бы, не вызывающим сомнения вопросам. Уловка удалась, Геннадий Ильич оживляется:

— Не о нём, о детях его, — поправляет меня Геннадий Ильич, — Сам Иов жил просто замечательно, имел большую семью, был богат и, тем не менее (заметь!), помогал страждущим. Он считался праведником. Бог-Отец частенько ставил Иова в пример. Правду говорят: «Не высовывайся». Дьяволу надоело слышать похвалы праведнику, он и подначил Бога-Отца, мол, богатому, да счастливому Иову благочестивым быть легко. «А ну, как остаться таким в горе и нищете?» Поведясь на спор, Бог-отец разрешил разорить Иова, заставить страдать от болезней и голода, погубить семью его. И это ради спора! — распаляется Геннадий Ильич, — Чтобы просто испытать праведника! Ты подумай! Убить двенадцать детей, от вполне взрослых, до малышей! Лишь бы кому-то что-то доказать?!

— Да, ладно, — искренне не верю я.

— Читай первоисточники, — строит назидательную мину Геннадий Ильич, — Читай, там всё написано. Загубленных детей Иова и оплакивает Господь. Так, что здешние дожди очистительные.

Гляжу на него — вроде серьёзный человек, глава крупной корпорации, а несёт невесть что. Он и вправду верит в это?

— Праведниками всегда были единицы, — глядя поверх меня, продолжает разглагольствовать Геннадий Ильич, — Никакая религия, никакой прогресс не доведёт человечество до совершенства. Закон корыта.

— Какого корыта? — опять не понимаю я.

— Из которого жрут. Его на всех не хватает. В мире работает лишь один закон — чем ближе к корыту, тем агрессивнее. И так было во все времена. Честность — удел избранных, святых. — Затем он переводит взгляд на меня, — Знаешь, слово «честность» своим корнем имеет слово «честь». А последнее у нас лет сто не в почёте. Заметил?

Киваю в ответ. Тут гением не обязательно родиться, чтобы видеть это.

— Честь — это вопрос идеологии и генеалогии…, — изрекает Геннадий Ильич.

Меня отвлекают — в одном из номеров подкапывает кран. Надо починить. Я тут мастер на все руки. Как говорится и швец, и жнец, и на дуде игрец. Куда деваться, пока долг банку не выплачен, приходится крутиться на трёх ставках. Партия в шахматы сыграна, извиняюсь и покидаю Геннадия Ильича, так и не дослушав, почему честь — понятие генеалогическое. Потом спрошу. Ему ещё отдыхать у нас неделю.

Чиню кран, наведываюсь в дизельную, затем в бойлерную, потом к Наталье Леонидовне, главврачу лечебного корпуса. От неё получаю список лекарств, продуктов для кухни, ещё, кое-чего по мелочи. Это надо передать по рации на материк. Катер придёт через неделю. Всё что нам нужно, доставят на нём. Возвращаюсь к себе. По дороге встречаю Геннадия Ильича с супругой, под ручку.

Заметив у меня лист со списком, Ильич улыбается:

— Донос? Полезно, полезно.

— Чего это донос? — обижаюсь я, — Список необходимого.

— Такой большой? — мгновенно реагирует Геннадий Ильич, — Включи в него для меня бутылочку шампанского, желательно Цимлянского завода. Всё остальное ерунда, дрожжами отдаёт. Но, если не будет Цимлянского, пусть любое берут, из тех, что подороже. Расплачусь сразу же.

— Зачем вам шампанское? Кажется, этим же катером вы уезжаете, дома попьёте, — бурчу я, досадуя за свою промашку.

Не стоило признаваться, что у меня в руках перечень необходимого для острова. Список-закупки-доставка, так он может провести параллели и сообразить, что на острове есть рация. Для посторонних это секрет, для всех без исключения. Полезет ко мне с просьбами позвонить — откажу. Он мне ни сват, ни брат, ни начальник. А вот если попрётся с этим Наталье Леонидовне, нашей главной, тогда плохо. Та, за мою излишнюю откровенность по головке не погладит. Но, похоже, Геннадий Ильич о рации даже не задумывается. И, слава богу.

— Шампанским отметим отъезд, — улыбается он и подмигивает жене, — Ты не против, дорогая. Хотел сделать тебе сюрприз, но не удержался.

— Я за, — улыбается в ответ она.

Мне эта женщина нравится, миниатюрная, с умными глазами, без дешёвых понтов. Скорее ради неё я соглашаюсь.

— Хорошо, отвожу взгляд, — будет вам шампанское. Только знайте, доносов я никогда не писал, — всё же не выдерживаю я.

Краем глаза вижу, как она ширяет мужа в бок:

— Зачем обидел человека?

— Да я не сказал ничего такого, — громко, для всех, оправдывается Геннадий Ильич, — Это только у нас принято считать донос подлостью. Ну, как же, загадочная русская душа! Может, потому и загадочная, что не логичная. Во всей Европе донос это норма, а у нас — низость. И они там, за бугром правы. Почему все кругом должны терпеть и молчать, если кто-то рядом живёт не по закону или откровенно мешает. А что, если донос — единственно безопасный способ сказать правду, как бы донести её? А? Разве «правда» и «подлость» синонимы? И, второй, не менее важный момент — любому начальнику как воздух необходимо знать, что на самом деле творится в его вотчине. А кто ему правду-матку скажет? Тут без доносов не обойтись. Они как источник весьма полезной информации.

Становится противно слушать.

— То, что начальнику хорошо, подчинённому — смерть, — говорю ему в глаза и ухожу.

Тоже мне, философ. А совесть куда? Топить? У богатых своё мировоззрение, не отягощённое ею. Такое, оказалось, не для меня. Потому-то я и здесь, на Острове Дождей. А ведь когда-то и у меня было всё: дом, жена, своё дело. Я, конечно, не был олигархом, но кое-какая копеечка водилась. Вообще, я хороший автослесарь, могу починить любой движущийся аппарат — от велосипеда, до джипаря. И всё было бы у меня ровно, если бы в моём боксе не сгорели две крутые иномарки. Как? Что? Теперь уже нет смысла кого-либо винить. Бокс мой. Компаньон, как только это приключилось, моментально испарился. Хозяева иномарок войти в положение и подождать с деньгами не пожелали. Прежние друзья-приятели моментально стали нищими, хоть самим в долг давай. Пришлось брать кредит в банке, им расплачиваться за сгоревшие машины. Тут ещё жена, осознав в какой ж… жизненной ситуации я оказался, забрала ребёнка и тоже свинтила. Руки есть, не пропал бы, если б не проценты и пени по кредиту. Хоть бросай всё и подавайся в бега. Помогла одна клиентка. Я чинил её красный ПЕЖО-307. Через свою фирмочку по трудоустройству она