- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (11) »
что, видимо, говорило о том, что работа-то идет как раз успешно. Вот мелькнул экскаватор, сгребающий ковшом камни и с грохотом ссыпающий их в самосвал, точно в такой, на каком мы ехали. И в кабине экскаватора, и самосвала были женщины. Увидев нас, экскаваторша захохотала, перекрывая грохот:
— Эй, Самсонна! Нам оставь!
Что, интересно, она имела в виду?
Наконец мы тормознули у крутого обрыва. На краю его, над нами, тянулся барак. Вдруг оттуда посыпался грохот, и я испуганно прикрыл темя руками.
— Это дискотека у них, — застенчиво пояснил Никита.
Коля-Толя нас встретил, как падишах.
— Что за бардак в форме одежды? Оденься адекватно. Все! Гуляем по-жесткому!
Что это значит — я вскоре начал понимать.
Сначала камнебойщицы не могли успокоиться после жаркой работы, перекрывая грохот музыки, выясняли отношения.
— Если ты еще так поставишь заряд (видимо, бригадирша?), я тебе его засуну знаешь куда?
— А чего ж мужиков тут нет?! — Я тоскливо озирался.
— Согласно законам амазонок — убивают их после… использования, интеллигентно объяснил Игорек.
— Понятно…
После совместного распития спиртных напитков отношения несколько потеплели.
— Городски-и-и цви-ты! Город-скии-и цвиты! — неожиданно тонкими голосами запели хозяйки.
Я пытался вспомнить, где совсем недавно слышал эту песню. И вспомнил: ее пела мать Коли-Толи, бедная женщина, на какое-то время спасшая нас от лишений на канале Грибоедова. Как недавно, а кажется — как давно. Навернулись слезы. Здесь, где не было ни города, ни цветов, песня эта звучала особенно жалостливо. Никита наматывал слезы на кулак. На самом деле он только и мечтал о сближении с народом, поэтому и держался порой так испуганно-горделиво, и вот наконец сближение с народом произошло — и, что удачно, с женской его частью.
— Ладно… Пошли! — утирая слезы огромным кулаком, аж сама бригадирша сгребла Никиту.
С песней «Городски-и цви-ты, городски-и цви-ты!» они удалились. Причем Никита пел тенором, а она — басом. Один глаз ее был завязан… Циклопша! Мы переглянулись: кто следующий? К счастью, нам быстро удалось напиться до полной недееспособности и заснуть прямо под грохот музыки… Проснулись мы, пожалуй, от тишины. Среди нас не хватало лишь одного. Я вывел орлов проветриться. Было хмуро и зябко.
— Надо спасать нашего Одиссея. И валить, — сказал я. — Кто пойдет?
— Я-а! — Коля-Толя сказал, зевая и потягиваясь, явно собираясь там заснуть и сделать нас пленниками навеки.
— Я пойду, — произнес я.
— Молодец, — отвесил мне Коля-Толя комплимент. — А то я уже сбросил тебя со счетов!
— Как бы я тебя откуда не сбросил!
— О… гляди!
Никиту мы неожиданно обнаружили тут — он стоял над самым обрывом, в шортах и ватнике, и крупно дрожал. Увидев нас, он обрадовался и как-то испугался.
— Она стихи мне читала… свои! — произнес он почему-то шепотом. Пришлось мне натянуть на себя маску циника, резко заявив, что от стихов одни неприятности. Никита вздохнул.
— Уходим? — полувопросительно приказал я.
— Она говорит… — Будто он уже в ее бригаде — «она говорит»! — что скоро еще змеевщицы должны подойти.
— Кто?
— Змеевщицы, — глухо произнес он. — Доильщицы змей. Из соседнего змеесовхоза. Змеесовхоз развалился… так что сил много у них.
Мы постояли.
— Еще зверовщицы подойдут…
— Все! Валим! — Я сделал первый шаг.
— А твоя баба там… как? — хватаясь за Колю-Толю, как за камень спасения (оборот правильный), Никита с надеждой кивнул на барак.
— Моя баба — это которая с кляпом во рту! А эти — слишком много трендят! — сурово произнес Коля-Толя.
— Нy… тогда пошли. — Никита сломался.
Поднимался бледный рассвет. Пейзаж вокруг был такой, словно наши ударницы-камнебойщицы добрались до Луны. Завораживали время от времени встречающиеся таблички: «Внимание! Вы находитесь в зоне взрывных работ. Три продолжительных гудка — взрыв. Четвертый гудок — отмена взрыва». У одной из табличек нас накрыл унылый гудок… Достаточно ли он продолжительный?.. Достаточно. Достаточно продолжительная пауза — и второй гудок… тоже достаточно продолжительный.
— Но третьего может ведь и не быть? — встрепенулся Никита в паузе. Но тут унылое пение донеслось с небес.
— Поздняк метаться! — спокойно Коля-Толя сказал. — Стойте… и рот пошире откройте — меньше волна в перепонки бьет.
Третий, продолжительный, оборвался… Мы стояли, разинув рты… Перепонкам это, может быть, и поможет — но как насчет прочих органов?
…Четвертый тягучий гудок! И только мы, защебетав, двинулись, как снова потянулся гудок. Первый… Потом — второй… Третий. Мы долго стояли, разинув рты… Четвертый.
— Ну все! Mы так не уйдем! — сказал я. — Это они играют с нами так. Секс учит, что «до того» должны быть любовные игры… Пошли!
— Для кого до, а для кого и после, — уныло сказал Никита, плетясь позади.
— Для тебя сделали исключение, — ласково пояснил Игорек.
И лишь мы отплыли — послышался взрыв, и град огромных камней обрушился рядом. Циклопши, как им положено, провожали нас… Но Одиссея нам удалось спасти.
3
…с трудом переводили дыхание, и лишь Коля-Толя был бодр. Сразу же, как только отплыли, он резко предложил нам причалить в соседней бухте, где, он точно уже знает, все будет «тип-топ». «Отличные бабы! Зуб даю!» Но его зубами и бабами никто не заинтересовался — после великанш-циклопш чувствовалась некоторая апатия. Тем более, они так раскачали Ладогу — только держись! Ветер свистел, срывая белое кружево с черных волн. Открывалось вдруг дно, мы скользили прямо на камень. — Ну так идем или нет? — отражая золотым зубом вспышку молнии, требовал Коля-Толя. — Нет! — пришлось роль капитана взять мне. После циклопш Одиссей наш как-то потерял всю уверенность. — Обросли эпосом достаточно! — Не пойму, что ты олицетворяешь, — нагло произнес Коля-Толя, замышляя, видимо, бунт на корабле. — В настоящий момент я олицетворяю грубость! Все! Скорей уйти бы на глубину! Все берега Ладоги на карте обведены крестами — что означает, оказывается, не могилы, а камни… Впрочем, и первая трактовка верна. И снова — с горки, и перед носом — уже два камня. Глаза не разбегаются, а напротив — сбегаются… Пронесло!.. Любовные игры? Взлетая из водной ямы, любовно вдарились о камень кормой. Вода в катере была уже по пояс: то ли через верх захлестнуло, то ли не держит мой пластилин, которым я заклеивал дно, не веря в смерть?! А сейчас? Буквально вижу ее! Надо было остаться у циклопш! Было чудесно — по сравнению с этой чернотой, внизу и вверху! Красненьким тазиком я черпал воду, передавал Никитушке- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (11) »