очередную жертву. Он не хотел лишать тебя юности, беззаботности и права выбора. Не желал, чтобы ты замарала свои руки кровью и взяла грех на душу.

Знаешь, Элли, если бы я верил в сказки, то захотел бы оказаться вместе с тобой в Изумрудном городе. Я бы скрыл тебя за семью печатями, спрятав от реального мира и твоих ближайших родственников. Отправился бы к Великому и Ужасному Гудвину и попросил бы у него сердце для твоего деда Джерарда и немного мозгов для твоей тети Кейт.

Хотя вряд ли бы это помогло. Останься ты с ними – стала бы такой же послушной марионеткой в руках опытного кукловода. Тебе бы твердили о наследии, родовой чести, опасности со всех сторон. Их не интересовал бы твой внутренний мир, симпатии и истинные желания. Со временем, твой взгляд стал бы коварным, расчетливым, умело маскирующим жажду мести за завесой ресниц, а линия манящих губ – жесткой и презрительной.

Знаеш, Элли, когда ты улыбаешься до этих милых ямочек на щеках, твои глаза светятся счастьем. И я бы желал, чтобы она озаряла твое лицо еще долгие годы. Потому у нас с тобой поддельные документы, мы вынуждены переезжать с места на место, выдавать себя за овдовевшего отца с дочерью, или за дядю и племянницу-сироту, а ты довольствоваться моими скупыми и односложными ответами на массу вопросов.

Сейчас мы бежим, но скоро устанем от этого. Ты не преступница, а я не твой соучастник, и уж тем более не похититель. Скорее всего, верный, сторожевой пёс. Ты никого не предаешь, Элли. Нам просто нужно разорвать этот порочный круг. Чтобы родовая честь Арджентов не висела над тобой Дамокловым мечом, отбрасывая зловещую тень и лишая будущего.

На тебя никто не охотится – и ты не должна. Времена Жеводанского зверя давно прошли и всё, с тех пор, изменилось. Это всего лишь жажда власти и способ подчинения всего сверхъестественного старинному роду живодеров и убийц. И Изумрудный город стал бы для тебя отличным местом, чтобы укрыться от загребущих лап эгоистичного Джерарда.

Знаешь, Элли, я совсем забыл о третьем желании для себя самого. Если бы я встретил волшебника, то попросил бы у него немного смелости рассказать тебе о том, что душа моя в полном смятении, а сам я словно разрываюсь надвое.

Мне бы хотелось стать свидетелем того, как ты найдешь свою единственную и искреннюю любовь, и быть тому причиной. Повести тебя к алтарю, и с тем же трепетом и любовью ожидать тебя у него. Накрепко привязать к себе, и в то же время, скрепя сердце, отпустить, предоставив тебе право выбора, ибо, чем тогда я бы отличался от Джерарда и Кейт.

Знаешь, Элли, дети не должны нести ответственности за грехи родителей, юные девочки не должны становиться убийцами, пытаясь доказать свою храбрость и заслужить чье-то одобрение или любовь. Они не должны помышлять о смерти, став такими, как я, по воле случая. Даже с данным положением вещей можно смириться и продолжать жить.

Свой выбор я, наверное, уже сделал, моя девочка. Я буду любить тебя, даже если никогда больше не увижу. Придет время – и я все тебе расскажу. Попросишь отпустить – неволить не стану. Лишь бы ты сделала верный выбор. Лишь бы была счастлива. Лишь бы жила.

========== Два короля (Harringrove, ST) ==========

– Я сплю, или это, действительно, ты, Харрингтон?

– Да, это я, Харгров. Смотри, не обкончайся.

Билли чуть не давится сигаретным дымом от такой неслыханной дерзости и реакции собственного тела на подобную перспективу.

Надо же, а этот сельский пижон быстро учится достойно держать удар. Сколько бы его ни швыряли в грязь, он встает, отряхивается и с гордо поднятой головой шагает дальше.

Блядь, даже сейчас он с долей надменности смотрит ему в глаза с этой своей идеально уложенной шевелюрой, рядом с которой, собственные патлы Билли выглядят блеклыми сосульками.

Харгров буквально разрывается между желанием съездить по этой аристократической физиономии, с такой фамилией в роду Харрингтона определенно водилась знать, и, отшвырнув прочь окурок, смять губами чуть кривоватую ухмылку.

Может, отец прав – мальчики Билли тоже нравятся. Иначе как объяснить излишнее самолюбование, серьгу в ухе и странный интерес к Харрингтону сперва, как к потенциальному сопернику, действующему королю школы, а затем к обнаженному парню, принимающему рядом с ним душ после изнурительной игры в баскетбол?

Беднягу красавчика бросила подруга, а Харгрову почему-то хочется его утешить, уверяя, что таких «принцесс» у Стива будет еще вагон и маленькая тележка.

Почему-то трудно улыбаться и удерживать глаза на уровне лица, шеи, груди, желая пройтись оценивающим взглядом по плоскому животу и чуть ниже.

Еще труднее держать руки при себе и мысленно заставлять свой член не рыпаться, а повиснуть стрелкой, четко указывающей на кафельный пол душевой.

Билли Харгров жадным никогда не был, но, обещая Стиву оставить для него парочку школьных цыпочек, вынужден был поймать себя на маленькой лжи. Похоже, этим сучкам придется идти лесом, так как Харрингтон для них слишком хорош, а проснувшиеся в Билли чувства к лицу одного с ним пола, вызывают дикое желание оставить милашку Стива исключительно для себя любимого.

Хочется трогать, обнимать, попробовать на вкус чуть припухшие губы, оставить на теле с десяток вишневых засосов. Правда, в данный момент, Харгров сильно озабочен поисками сестры, а эти фривольные мысли лишь распирают ширинку, заставляя давиться очередной порцией сигаретного дыма.

Харрингтон сам делает выбор, солгав о местоположении Максин, предварительно нахамив и, тем самым, нарвавшись на ответную грубость и твердый кулак Билли.

***

А спустя неделю, неизвестно каким хером, возможно, все то же влечение вместе с внезапно проснувшейся совестью, Харгрова несет к дому Стива. Парень долго мнется на крыльце, часто и жадно затягиваясь сигаретой, словно перед смертью. Звонок в дверь и ему открывает слегка удивленный Харрингтон.

– Впустишь? – неуверенно спрашивает Билли, потрясая в воздухе связкой баночного пива.

– Проходи, – в тон ему отвечает Стив, пропуская в прихожую.

– Ты как, вообще? – тянет Харгров, указывая на заживающие ссадины и синяки Харрингтона и протягивая ему одну из запотевших банок.

– Уже привык. Ты не первый, кто разукрашивал мой фейс за последнее время. Король умер, да здравствует король! – с долей иронии и цинизма выдавил Стив, отсалютовав своим пивом в