Сергеев Иннокентий Дворец Малинового Солнца

Иннокентий А. Сергеев

Дворец малинового солнца

* * *

- Скарамуш, негодник ты эдакий, что за талмуд ты принёс! Полюбуйтесь, стоит с ним как какой-нибудь схоласт, согбенный весомостью своих познаний! Где ты отыскал почтенный сей фолиант? - Ваше величество, эта рукопись лежала на столе в библиотеке, и... - Ты уже прочитал её? - Ваше величество! Неужели вы могли заподозрить меня в том, что я принесу вам блюдо, не попробовав его прежде сам? А вдруг там какой-нибудь яд? - И что же? Ты убедился в том, что яда в нём нет, и теперь вознамерился уморить меня многочасовым чтением? - О нет, ваше величество! Разве осмелился бы я позволить себе такую роскошь как ваше терпение... столь долго. - Так что же? - Я заложил некоторые места в книге закладками так, чтобы не изменив в ней ни единой строчки, тем не менее, сделать её в четыре раза короче. - Скарамуш, да ты, оказывается, умён? - Да я и сам не знаю, ваше величество. Иногда кажется, что умён, а другой раз посмотрю на себя со стороны, и не могу понять, я ли это, или мне это только снится... - Назначаю тебя магистром наук! Только вот каких... Неважно. Там придумаю. Начинай же. Начинайте... магистр!

Скарамуш раскрыл книгу на первой закладке и начал читать.

* * *

"...Странники - это вовсе не то что путешественники, которые отправляются в путь лишь в надежде на выгоду, и предпочли бы остаться дома, когда бы возможно было приобрести то, что они предполагают приобрести в путешествии, не отправляясь в него и тем самым не обременяя себя неизбежными неудобствами и не подвергая риску своё состояние, а то и самою жизнь. Для чего же они странствуют? Одни делают это для того, чтобы убедиться, что лучше того места, где они родились и выросли, нет на свете, и с радостью возвращаются домой и греют ноги у своего камина. Другие, напротив, ещё только ищут такое место, где бы они могли построить для себя дом с камином, чтобы не помышляя уже ни о чём более, греть ноги у его очага. Разумеется, они желают, чтобы это было наилучшее место в мире. Я видел много чудесных мест, несколько великолепных, одно или два превосходных во всех отношениях. Я останавливался, осматривался, разговаривал с местными жителями, восторгался, иногда с умилением, отдыхал, веселился или грустил - - и снова отправлялся в путь, нигде не оставаясь подолгу. Но почему же? - - Мне становилось скучно. То, что очаровывает при первой встрече, утомляет при ежедневных визитах, становясь в лучшем случае незаметным, а в худшем - досадным. Нужно очень любить человека или быть с ним связанным неразрывно, чтобы терпеть его долгое пребывание в своём доме, когда же он надоедает настолько, что становится непереносим, вы выгоняете его, или... уходите сами. ... Если бы люди лишились возможности повторять и повторяться, они должны бы были безмолвствовать или говорить очень немного. Это было бы прекрасно, когда бы не опасность, что они вовсе разучатся говорить..."

"Я поднимался по улице. День был ветреный, и идти было тяжело, так что я, никогда не отличавшийся выносливостью, скоро утомился и стал чаще оглядываться по сторонам, так как город этот был мне незнаком, и среди жителей его не было никого, кого бы я знал в лицо или по имени, и я не знал, где я найду ночлег. Денег же при мне было столь мало, что я, не задумываясь, истратил их все, купив приглянувшуюся мне безделушку фарфоровую фигурку сатира, играющего на свирели. - Что ни говори, а я хоть сейчас обменял бы свои подошвы на такие вот копытца,- сказал я сам себе, рассмеявшись. Тут я заметил, что ко мне подошли два молодых человека, одетых во всё чёрное; головы их венчали нелепые старомодные береты, украшенные богатой вышивкой и серебряного отлива лентами. - По всей видимости, вы только сегодня оказались в нашем городе,- сказал один из них, поклонившись. - Я не имею чести быть с вами знакомым,- ответил я, в свою очередь поклонившись.- Прошу прощения. - Мы просим извинить нас за неучтивость,- заговорил второй,- однако ваш выговор... - Да, я прибыл только сегодня. Мой корабль потерпел крушение и требует серьёзного ремонта. - Вы, вероятно, ищете корабль, который бы вас устроил,- вопросительно сказал первый. - Я ищу корабль, который не нуждается в матросах и не отягощён ничем, что могло бы сломаться от ветра,- ответил я. Услышав эти слова, незнакомцы пришли в восторг и стали поздравлять друг друга и смеяться. Их поведение весьма поразило меня и повергло в некоторую растерянность. - Вы и есть тот, кого мы искали,- пояснил один из них. - Мне очень приятно слышать это, и я рад, что смог доставить вам такую радость, хотя и не имею ни малейшего представления, в чём собственно состоит моя заслуга. - Умеете ли вы играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?- спросили меня. - В меру скромных способностей. Я брал уроки игры на клавесине и флейте. В настроении моём тем временем произошла некоторая перемена. Вероятно, усталость, прочно утвердившаяся во всём моём теле, распространилась, наконец, и на мозг, вследствие чего мною овладела совершенная покорность. Кроме того, я был голоден. Таким образом, я всецело оказался в руках незнакомцев, они же, не переставая выказывать мне знаки своего уважения, проводили меня к карете с задёрнутыми занавесками. Так, не зная ни дороги, по которой повезли меня эти люди, ни самих этих людей, отдавшись мягкой неге подушек, отправился я в мой странный путь, не зная и даже не догадываясь, где и как он для меня закончится, да и не задумываясь об этом. Спутники мои между тем становились всё молчаливее, что позволило мне предположить, что мы приближаемся к цели нашей поездки. Так оно и оказалось. Выйдя из кареты, я обнаружил, что нахожусь во дворце, устрашившем меня величием своей роскоши. Так карета остановилась не у подъезда, а въехала прямо в огромный, великолепно отделанный золотом, янтарём и зеркалами, зал, и богато украшенные колёса замерли, глубоко погрузившись в дивной расцветки ковёр; лошади едва не задевали мордами чаши серебряных цветов, наполненные фруктами и различными сластями, которые подобно конусам, поставленным на острие, бросали вызов силе земного тяготения. Меня проводили в следующий зал, отделанный по большей части приятного зелёного и голубого цвета шелками, после чего мне пришлось спускаться по крутой лестнице, уводившей под землю, и чем ниже спускалась она, тем круче становились ступени и слабее свет висячих фонариков. Я не решался задавать вопросы, провожатые же мои явно не горели желанием что бы то ни было объяснять мне, и, что мне совсем не понравилось, облик их и манеры, сколько о них можно было судить по коротким фразам и усмешкам, которыми они изредка обменивались, становились всё грубее и