Литвек - электронная библиотека >> Иван Вадимович Рак >> Древневосточная литература и др. >> Зороастрийская мифология [Мифы древнего и раннесредневекового Ирана] >> страница 3
первоначально назывался кáви. Позднее роли первослужителя культа и вождя разделились; главным жрецом у иранских арийцев сделался зáóтар, у индоариев — хóтар, а кавиями стали называть особое сословие стихотворцев-прорицателей. Во время богослужений заотар/хотар приносил жертву и совершал возлияния. Жрецам рангом ниже вменялось поддерживать алтарный огонь, подносить культовые предметы и изготовить хáóму — ритуальный опьяняющий напиток.

Хаома — триединый образ: напиток, растение, из которого его изготавливали, и бог — персонификация растения и напитка. В «Ведах» хаоме соответствует сóма, причём «среди иранских божеств вряд ли найдётся ещё одно, характеристика которого в иранской и индийской традиции совпадала бы настолько, как это имеет место с авестийской хаомой и ведической сомой».[7] В обоих традициях ритуальное питьё противопоставляется всем другим хмельным зельям, «притупляющим разум», будящим в человеке «гнев и неистовство». Воздействие хаомы/сомы, по-видимому, было одновременно и тонизирующим, и раскрепощающим сознание — стимулирующим ассоциативно-образное восприятие действительности. В «Ведах» говорится, что «как наездник погоняет лошадь, так сома возбуждает песню» — то есть вдохновляет на декламацию гимнов-молитв.

Канонических, предписанных ритуалом молитв, не существовало. Всякий раз на богослужениях кави заново их импровизировал в состоянии опьянения хаомой/сомой. Бог и человек создавали гимн вместе: бог сообщал кави некую истину,[8] кави же облекал ниспосланное [9] духовное откровение в слова. Таким образом, заклинания и молитвы, произносимые кави, были тем, что «Авеста» называет «Мáнтра Спéнта» — «Святое Слово», — воздействующим словом, которое сам бог наделил сакральной силой.

К концу индоиранской эпохи сложились и некоторые каноны для такого импровизированного стихотворства: ритмические размеры, устойчивые обороты, постоянные метафоры — разные у иранцев и индоариев, уже отличавшихся по языку. Постепенно тексты гимнов становились целиком каноническими. Кавии (в Индии к тому времени их именовали ри́ши) больше не импровизировали свои поэтические молитвы, а сочиняли их загодя и повторяли от службы к службе. Отточенные десятками поколений кавиев/риши до художественного совершенства, в таком виде эти гимны вошли в «Ригведу» — самую древнюю из ведических книг, и частично в «Авесту». По этим двум памятникам, отследив в них фрагменты, восходящие к древнейшим верованиям, мы только и можем составить отдалённое представление о культовой поэзии индоиранцсв; прежде всего по «Ригведе» — тексту более раннему и, главное, не испытавшему влияния радикальной религиозной реформы.

Приведём в качестве примера фрагменты гимна водному богу Вáруне. Содержание гимна составляют хвалебствия Варуне с целью умилостивить его и просьбы быть милосердным к людям, простить им грехи и избавить от болезней, которыми Варуна карает грешников.[9]

1. Если, о бог Варуна,
Мы станем нарушать изо дня в день
Твой завет, как племена [— завет царя],
2. Разгневанный, не выдавай нас [своему]
Смертельному оружию на убийство,
Ни ярости [своей], когда ты разгневан!
3. Хвалебными песнями, о Варуна, мы хотим развязать
Твою мысль для милосердия,
Как колесничий — спутанного коня.
4. Далеко ведь летят мои
Обезоруживающие [слова] в поисках лучшего,
Словно птицы — к гнёздам!
5. Когда же мужа, воплощающего блеск власти,
Варуну, мы побудим
К милосердию, [его,] далеко смотрящего? <...>
7. Кто знает след птиц,
Летающих по воздуху,
Знает челны морские.
8. Знает тот, чей завет крепок, двенадцать
Месяцев с [их] потомством.
Он знает [того], кто рождается впридачу.[10] [10]
9. Он знает путь ветра,
Широкого, высокого, сильного.
Он знает тех, кто восседает.
10. Варуна, чей завет крепок,
Расположился в водах
Для безраздельной власти, [он,] очень умный.
11. Оттуда всё сокрытое
Наблюдает внимательный,
Сотворённое и что будет сотворено.
12. Пусть вседневно очень умный
Адитья[11] создаёт нам прекрасные пути!
Пусть продлит он сроки наших жизней! <...>
14. Он тот, кого не стремятся обмануть ни любители обманов,
Ни вредители среди людей,
Ни злоумышленники, — [его,] бога,
15. А также тот, кто среди людей
Создал себе безраздельное величие,
[Как и] в утробах наших.[12]
16. Прочь уходят мои молитвы.
Как коровы по пастбищам,
В поисках далеко смотрящего. <...>
18. Вот бы мне сейчас увидеть того, кого хотят увидеть все!
Вот бы мне увидеть его колесницу, [спускающуюся] на землю!
Пусть возрадуется он моим хвалебным песням!
19. Услышь, о Варуна, этот зов мой
И будь милостив сегодня!
К тебе я стремлюсь в поисках помощи.
20. Ты царишь надо всем,
О мудрый; над небом и землёй.
Обрати слух к [моей] молитве!
21. Вверх — верхнюю отпусти нам,
Посреди среднюю петлю расслабь,
Вниз — нижние,[13] чтобы мы жили! [11]
Служба обыкновенно посвящалась какому-то одному богу. Этот бог, призванный молитвой кави, спускался с небес и незримо восседал на барсмáне — соломе, расстеленной по земле. На барсмане же, перед алтарным огнём совершалось заклание жертвенного животного — быка или овцы. Души убитых животных, по представлениям индоиранцев, отлетали на небо и воссоединялись с божеством Гéуш У́рван («Душа Быка»), покровительницей скота и скотоводства.

В разных племенах почитались верховными разные боги. У индоариев главой пантеона выступал, как правило, И́ндра — воинственный бог победы, метатель громов и молний. В цикле мифов, связанных с ним, центральным был эпизод об убийстве Индрой гигантского змея Ви́ртры. Индра носил эпитет «виртрахан» — «поражающий Виртру». У иранских арийцев верховным богом чаще был Ми́тра. Это имя было сперва нарицательным и означало клятву о соблюдении договора: например, между двумя соплеменниками, или между двумя племенами — о мире и о границах пастбищ. Скотоводам приходилось постоянно перегонять стада на новые пастбищные угодья, по многу дней быть вместе с ними вдали от племенного поселения, беззащитно для набегов и грабежей, — такое хозяйство невозможно было бы вести при постоянной вражде с соседями. Клятва митра почиталась священной.[14] Со временем она персонифицировалась как бог договора, который карает клятвопреступников. Возможно, Ложь, авестийская Друг,