Серлинг Род Люди, где вы

Род Серлинг

ЛЮДИ, ГДЕ ВЫ?..

Ощущение, которое он испытывал, нельзя было сравнить ни с чем, что он знал до сих пор. Он проснулся, но тем не менее никак не мог вспомнить, что засыпал. И он вовсе не лежал в постели. Он шел, шагал по дороге, по черному асфальту шоссе, разделенному посредине яркой белой полосой. Он остановился, взглянул на синее небо, на жаркий диск утреннего солнца. Затем осмотрелся - мирный сельский пейзаж лежал вокруг него, высокие, одетые буйной летней листвой деревья двумя шеренгами окаймляли шоссе. За их строем золотом зрелой пшеницы струились поля. Похоже на Огайо, подумалось ему. А может быть, на Индиану. Или на северную часть штата Нью-Йорк. Внезапно до него дошло значение этих прозвучавших в его мозгу названий: Огайо, Индиана, Нью-Йорк. Ему пришло на мысль, что он не знает, где находится. И тотчас - снова - он не знает и того, кто он сам! Он наклонил голову и взглянул на себя, на свое тело, пробежал пальцами по зеленой ткани комбинезона, присел и потрогал свои тяжелые высокие ботинки, пощупал застежку "молнию", бежавшую от горла до самого низа. Он потрогал свое лицо, а потом волосы. Инвентарный список, не больше. Попытка собрать в одно вещи, которые все же помнятся. Знакомство с миром кончиками пальцев. Он провел рукой и ощутил небритый подбородок, нос, его горбинку, не слишком густые брови, коротко подстриженные волосы на голове. Не под "нуль", не наголо, но очень коротко подстриженные. Он молод. Во всяком случае, достаточно молод. И чувствует себя хорошо. Чувствует себя здоровым... Ничто не тревожило его. Он мало что понимал, но вовсе не был испуган. Он отошел к обочине, вытащил из кармана сигарету и закурил. Так он стоял, прислонившись к стволу, в тени одного из огромных дубов, выстроившихся вдоль шоссе, и думал: я не знаю, кто я такой. Не знаю, где я. Но сейчас лето, я где-то за городом, и, похоже на то, у меня память отшибло или еще что-нибудь в этом роде. Он затянулся - глубоко, с наслаждением. Вынув сигарету изо рта, он взглянул на этот белый столбик, зажатый в его пальцах. Длинная, с фильтром. В памяти всплыла фраза: У сигареты "Уинстон" вкус такой, как у никакой другой". Потом - "В сигаретах "Малборо" есть все, что может вам понравиться". И еще одна - "Вы стали курить больше, но получаете все меньше удовольствия?".. Это начало рекламы сигарет "Кэмел", подумал он, таких сигарет, что ради того, чтобы их купить, не жалко и милю отшагать. Он улыбнулся и тотчас же громко расхохотался. Вот ведь сила рекламы! Он стоит здесь, не зная ни имени своего, ни того, где он, но табачная поэзия двадцатого века тем не менее уверенно пробилась через китайскую стену амнезии7. Он оборвал смех и задумался. Сигареты и эти рекламные сентенции означали Америку. Вот, значит, он кто - американец. Щелчком он отбросил сигарету и двинулся дальше. Через несколько сот ярдов послышались звуки музыки - они доносились откуда-то из-за поворота, что был впереди. Громкое пение труб. Хороших труб. Трубы сопровождал барабан, но чистое соло трубы вдруг вырвалось, прозвенело и затихло серией коротких стонов. Свинг. Вот что это такое, и он снова осознал смысл слова-символа, все, что оно означало для него. Свинг... Эту мелодию он мог отнести к совершенно определенному времени. Тридцатые годы. Но это было давно. Он же был в пятидесятых. Пусть, подумал он, пусть набираются факты. У него возникло такое ощущение, будто он - центральный рисунок разрезной картинки-загадки, а все остальные части мало-помалу начинают собираться вокруг него, составляя изображение, где уже можно было кое-что разобрать. И странно, подумал он, какой строго определенный составлялся рисунок. Он почему-то знал теперь, что сейчас 1959 год. Знал наверняка. Тысяча девятьсот пятьдесят девятый. Пройдя поворот, он понял, откуда доносилась эта музыка, и тотчас же снова быстро собрал в уме все, что ему стало известно. Он американец, где-то в возрасте между двадцатью и тридцатью, стоит лето, и вот он здесь. Перед ним был придорожный ресторанчик, небольшой, коробкой, сборный домик с табличкой "Открыто" на двери. Музыка доносилась как раз из этой двери. Он вошел внутрь и тотчас почувствовал, что попал в знакомую обстановку. Ему приходилось прежде бывать в подобных местах, это-то он знал определенно. Длинная стойка, уставленная бутылочками кетчупа и зажимами для бумажных салфеток; черного цвета стена сзади, на которой висели написанные от руки меню-объявления; есть сандвичи, такие-то и такие-то супы, пирог "Новинка" и еще с дюжину других. Здесь же была наклеена парочка больших плакатов: девушки в купальных костюмах поднимают бутылки с кока-колой. В дальнем конце комнаты стоял, как он догадался, автоматический проигрыватель; оттуда-то и слышна была музыка. Он прошел вдоль всей стойки, крутнув по пути пару круглых табуретов. Открытая дверь за стойкой вела в кухню с большой ресторанной плитой. Кофейник внушительных размеров захлебывался на плите торопливым фырканьем. Булькающие звуки шипящего кофе тоже были знакомы и настраивали на безмятежный лад, распространяя аромат завтрака, создавая атмосферу ясного, доброго утра. Молодой человек улыбнулся, будто увидел старого друга, или, что еще лучше, ощутил его присутствие. Он уселся на самый крайний табурет так, чтобы видеть кухню, полки, уставленные консервными банками, большой холодильник с двумя дверцами, деревянный разделочный стол, дверь во двор, затянутую кисеей. Он поднял глаза на стенные надписи. Сандвич по-денверски. Сандвич с котлеткой. С сыром. Яичница с ветчиной. И снова ему пришло в голову, что вот он, уже в который раз, не задумываясь, отождествляет знакомые ему, без всякого сомнения, слова с тем смыслом, который они таят в себе. Ну что такое, к примеру, этот сандвич по-денверски? И что такое пирог "Новинка"? Он спрашивал себя и вслед за вопросом в уме тотчас возникал образ, и ему даже казалось, что и вкус. Странная мысль поразила его, что он словно ребенок, взрослеющий фантастически ускоренными, прямо-таки реактивными темпами. Музыка из автомата в углу прервала его рассуждения своим бесцеремонным и громким натиском. - Это что - нужно, чтобы было так громко? - крикнул он в раскрытую дверь кухни. Молчание. Только музыка, и больше ни звука. Он повысил голос: - Вы слышите? И снова не последовало ответа. Тогда он подошел к музыкальному ящику, отодвинул его на несколько сантиметров от стены, на ощупь отыскал внизу маленькую рукоятку регулятора громкости и повернул ее. Музыка словно отдалилась, и в комнате тотчас стало тише и как будто даже уютнее. Он снова придвинул автомат к стене и вернулся на свое место. Взяв со стойки меню, отпечатанное на плотном картоне, - оно было прислонено к зажиму с