городом!…

Вот если бы оттуда верёвку спустили!

Но не крикнешь ведь:

– Эй, на кораблике! Кидай конец!

Надо было наоборот: с земли на иглу верёвку забросить, привязать к кораблику.

Только как это сделать? Вертолётов тогда не было – сверху не подлетишь. Снизу тоже не допрыгнешь.

Но ведь надо!

И придумали.

И допрыгнули.

До самого кораблика!

Достали альпинисты особые воздушные шары – "попрыгунчики". Привязали к спине, накачали лёгким газом – вроде как шарик, который вы носите в дни праздников, – оттолкнулись как следует и… мимо! Ветром отнесло. Вверх-то "попрыгунчик" прыгает не плохо, да вот беда: нет у него никаких рулевых управлений. Куда ветер дунет – туда его и сносит. Приходится выпускать потихонечку газ, садиться и всё начинать сначала.

Много раз прыгали альпинисты. Всё-таки зацепили за кораблик верёвку!

И полезли наверх!

Потянули за собой великанский халат, несколько километров ниток и много обыкновенных иголок. А как же? Вдруг упадёт одна? Что же, за ней вниз слезать? А потом обратно? Нет уж! Лучше сразу взять про запас.

Утром проснулся фашистский генерал, взял бинокль – нет Адмиралтейской иглы! Смотрит, смотрит – нету! Ищет, ищет – нету! Слилась с хмурым ленинградским небом. Пропал ориентир, да и всё тут!

Ну и разозлился генерал! Велел изо всех пушек палить! Больше ста снарядов выпустил. Пятьдесят в Неву булькнули. Двадцать пять на пустырь угадали, А остальные не разорвались.

Зато, пока фашистские пушки стреляли, наши разведчики их засекли.

Как грохнули ответным залпом – на фашистских кладбищах сразу крестов прибавилось.

А когда фашистов совсем от нашего города прогнали, к Адмиралтейской игле опять пришли альпинисты. И снова полезли наверх. Только теперь не с иголками, а с ножницами. Снимать маскировочный халат с красавицы.

День был тогда солнечный, яркий. Много людей собралось. Все вверх смотрят, У меня даже пилотка свалилась. Только я нагнулся её поднять, а игла ка-ак сверкнёт!

Золотом! Солнцем! Победой!

Очень радостно было. Всегда ведь радостно, когда солнце и когда победа.

Первый снаряд.

Как началась война, я помню хорошо.

В город пришло что-то новое, незаметное, но с каждым днём стало расти, расти…

Раньше посмотришь на набережную- люди гуляют. Просто так. Неву разглядывают, на корабли любуются.

Теперь набережная опустела. Если кто-нибудь идёт, – то куда-то идёт по делу. Спешит. Торопится. Это сразу видно.

На улицах висят большие репродукторы. Если передают сводку Совинформбюро, – сразу рядом люди. Стоят слушают. Молчат. Послушают, вздохнут – и дальше торопятся.

Противогазы стали носить. Кто на л^вом боку, кто на правом – не военные ещё люди, привычки нет.

Военное дело не простое, сразу всего не выучишь.

А надо! Как можно быстрее надо!

На площади перед Кировским Дворцом культуры занимаются отряды рабочих: ходят строем, колют штыком, бьют прикладом.

Стены домов запестрели грозными надписями: "Бомбоубежище", "Газоубежище".

Около парадных и возле ворот сидят дежурные.

Наш дом на Васильевском острове небольшой, и ребят в нём тоже раз, два – и обчёлся. Да и то всё больше малыши.

Самая старшая Алла, дочка дворника дяди Никифора. Она уже девятый класс окончила, а мы только седьмой: Вовка, я и Костя Стальбаум. Костю звали ещё Шлагбаум. За то, что он длинный, тощий и всегда ходил в каких-то полосатых футболках.

Когда по радио объявили войну, Костя был в лагере где-то под Лугой. Но вскоре он появился во дворе и показал нам осколки. Три осколка от настоящего снаряда. Два маленьких и один побольше. Они лежали на Костиной ладони – чёрные кусочки железа с блестящими изломами и колючими краями.

Это были самые первые осколки, которые мы увидели. Может быть, и верно от самого первого снаряда войны, как заверял Костя. Холодные, какие-то притаившиеся. А ведь могли и убить.

Не помню уже зачем, но мне очень захотелось иметь такой осколок. Я, по старой привычке, тут же выпалил:

Меняем?…

– На что "меняем", придумать я ещё не успел.

Костя прищурился, покачал головой, и осколки исчезли в кармане его брюк.

– Некогда пустяками заниматься, – сказал он. – Надо готовить город к обороне.

Мы согласились. Это тоже интересно, а главное – по- настоящему важно: готовить город к обороне. Все взрослые готовились к обороне. А мы? Оставаться "маленькими" нас никак не устраивал.

В военкомат идти бесполезно – это мы понимали. Постарше ребята ходили на фронт проситься – и то их не взяли. Но можно было что-нибудь придумать и самим. Для обороны города. Тем более, что Костя вернулся из лагеря!

Этот Шлагбаум всегда всё узнавал первым и всегда что- нибудь придумывал. Иногда настоящее, а то и чепуху какую- нибудь. Но мы всё равно его слушались. Как-то так получалось…

Зимой, например, по Костиной инициативе мы "воевали" с Аллой. Из-за горки.

С осени к нам во двор всегда завозили уголь для кочегарки. Придёт зима, насыплет на уголь снега – чем не горка? Костя и придумал:

– Зальём?

– Зальём!

Вовка пожарный рукав раскрутил, пустили воду.

Хорошо получилось! Горку залили, дорожку. Летишь с кучи – прямо на клумбу! Подкидывало, помню, не хуже, чем на трамплине. За нами и малыши на горку полезли. Всем хорошо!

Так ведь нет! Алке не понравилось. Такой крик подняла!… И уголь мы портим, и по дорожке пройти нельзя, и малыши могут разбиться!… А что этому углю сделается? Он же каменный!

Потом-то мы уже сообразили, что к чему. Не в угле дело было – в клумбе. Алла на ней каждое лето высаживала какие-то незабудки-баламутки, – вот за них и испугалась. Дядю Никифора позвала. Нас, конечно, с горки долой.

– Подумаешь! – рассердился Вовка. – Назначили пионервожатой, так и заважничала! Мы-то при чем тут? Пускай в своём отряде командует!…

Костя молчал. Чертил прутиком по снегу и придумывал. Потом сказал: "Ладно", – и ушёл домой.

Часа через два он вышел снова. С листом толстой бумаги, свёрнутым в трубку.

Мы пошли за поленницу, и там Костя развернул лист. Красиво! В самой середине был нарисован патефон. А сверху и снизу строчки плакатным пером: "Даю уроки современных танцев. Дом 4 кв. 26. Алла Новикова".

– Пошли, – мотнул головой Костя. – Повесим.

Куда вешать, он тоже придумал. На дерево возле дверей морского училища. В эти двери курсанты