мы знаем друг друга со школы. И ржавчину на анализ он у меня взял тогда только для того, чтобы поощрить мой, как ему казалось, интерес к археологии. Может, и не делал этот анализ вовсе… И сейчас уделил десяток минут - показал, что я могу выдвигать интересные гипотезы., что у меня есть дар наблюдать и анализировать. Польстил, значит, моему самолюбию. Или просто решил отвлечь меня от предполагаемых забот. Ну, ладно, подыграю и я ему, как он мне подыгрывает. Хотя, конечно, если там окажется какая-нибудь пакость с военных лет, это не очень приятно…

Я медленно входил в море, осторожно остывая, в парной воде. Потом натянул маску и поплыл отковыривать мидии.

А на другой день они пришли втроем. Я лежал на холодноватом камне и смотрел, как Женька инструктирует их наверху, объясняет сложности спуска. Потом он быстрехонько спустился и уже снизу подавал советы, пока они настороженно сползали к нему. Наконец все трое прошли по глинистому карнизу невысоко над морем на мою площадку. Мы с Женькой кивнули друг другу, и больше он на меня внимания не обращал, а что-то бормотал им, неслышное за шумом моря.

Игорь был из их группы, его я узнал еще тогда, когда стояли они наверху. А второго видел впервые. Худощавый, пожилой, в выцветших джинсах и сетчатой рубашке, он пытался держаться просто и по-свойски, не общем уровне, но чувствовалось, что привык он все-таки быть старшим. Достал из карманов капсулы черной пластмассы и что-то похожее на скальпель. Этим скальпелем из разных мест овала наскреб ржавчины в капсулы, завинтил их, спрятал в спортивную сумку, которую таскал Женька. Взамен извлек оттуда фотоаппарат «Киев», общелкал обрыв со всех сторон. После этого только заметил меня, как-то нерешительно, но довольно приветливо кивнул мне. Задумчиво смерил взглядом кручу и начал карабкаться наверх. Женька полз следом за ним, чуть не на руках его выносил, потом спустился за Игорем и того тоже осторожно поднял. Помахал мне сверху и заторопился за своими спутниками.

Это уже не было похоже на заботу о моем тщеславии. Наверное, дело оборачивалось серьезно, но не отказываться же мне теперь от такого хорошего местечка! Как-нибудь потерпит взрываться именно при мне, раз уж не взрывалось столько лет.

Я попытался припомнить, было ли это пятно, когда мы еще школьниками собирались здесь. Не припомнилось… Ничего, не взорвется и сейчас.

Я соскользнул в острый гребень волны и поплыл дальше в море, где волны были обрывистее. Отплыл далеко и вволю накувыркался, когда увидел, что возле моей одежды кто-то сидит. Женька? Ничего, я его больше ждал, подождет и он. Неторопливо поплыл я к мыску. Долго баловался, изображая немощного. Наконец выпрыгнул, подстегнутый хлестким валом, отер с себя воду и прилег рядом с Женькой.

- Рубашку хоть бы снял, позагорал бы, - посоветовал я ему.

- Назагораюсь еще сегодня, - он посмотрел туда, где возились на холме его ребята.

- Ну, что твой минер сказал? - полюбопытствовал я.

- Какой минер? - удивился он.

- Ну, с Игорем которого ты приводил.

- А зачем мне минера приводить?

- Чтобы определить, нет ли в натеках примеси взрывчатки и всего прочего.

- А-а, - протянул Женька, - ты про это… Нет, это не минер. Это доцент из политехнического, читает лекции. В частности, по сплавам.

- А что ему здесь делать? - суховато поинтересовался я. Быстро я уставал от недомолвок. Женька это почувствовал. Он обернулся к обрыву и, разглядывая его, объяснил:

- Ну я же тебе сказал вчера, что ты мне какой-то современный сплав подсунул. В естественных конкрециях много обычных примесей: серы, углерода, фосфора. А в том, что сунул мне ты, этого почти нет. Есть самая малость, но это за счет воздействия морской воды. Зато налицо примеси молибдена, титана, редкоземельных элементов. В разных местах по-разному, потому что по-разному, видно, разъедала этот сплав морская вода. В сплавах я не разбираюсь и спектрограмму того, что вчера наскреб, доценту этому показал. Он тут же заволновался и сказал, что все намекает на очень интересный сплав. Правда, для того, чтобы редкоземельные элементы принесли необходимый эффект прочности, металлам основного состава надо быть чуть ли не идеальной чистоты. В общем, по его словам получается, что если удастся установить точный состав сплава, это будет какой-то переворот в металлургии. Металл будущего, космоса! Представляешь?!

- Вот оно что, - я давно понял, что тут дело не в минах. - Экспериментами немцы не здесь, конечно, занимались, а просто, когда наши их к морю приперли, им ничего не оставалось, как тут кое-что припрятать…

Женька слушал меня, с недоумением сдвинув брови и явно не понимая моих слов.

- Ты о чем это? - недовольно спросил он.

Я опять почувствовал себя неуютно и неуверенно пробормотал:

- Ну, про то, что с войны осталось.

- Да при чем тут «с войны»! - подскочил Женька и заорал прямо в лицо: - При чем тут прошлое?! Это же металл будущего, я тебе втолковываю! Это же - оттуда!

Он резко ткнул пальцем вверх. В небо.

- Ох ты, - дошло до меня.

Вот почему мы раньше и не видели этих потеков: вероятно, эта штука воткнулась в землю недавно. Вдруг это какой-нибудь из первых спутников? Тогда, конечно, тоже удача. Или… К чему это он про металл будущего?

От предчувствия необычайного у меня пересохло во рту.

- Слушай, - осторожно начал я, - ты серьезно намекаешь на то, что это следы не нашего, не земного космического аппарата?

- Намекаю! - хмыкнул он, остывая. - Что тут намекать, когда это даже сейчас очевидно!

Однако где-то у него концы с концами не сходились. Если эта штука грохнулась оттуда… Да!

- Слушай, - с некоторой долей высокомерия спокойно отрезвил его я, - а где же тогда воронка?

- Какая воронка? - снова со сдержанным напряжением спросил он.

- Ну там, где эта штука трахнулась о землю, о скалы?

Женька пожевал губами и, прищурившись, спокойно спросил:

- Так, а дальше что?

- А дальше ясно - вода разъедала окалину и просачивалась между напластованиями…

- Тьфу, черт! - взорвался он зло. - Какие напластования?! Ты иди сюда, иди же, иди! - он подталкивал меня в плечо к скале. Подвел к самому обрыву и стал тыкать пальцем в рыже-коричневый овал.

- Вот он, видишь, вот он, этот космический аппарат! Никаких воронок, вот он лежит, в первозданном виде!

И Женька царапнул по ржавой каемке. Вид у меня, наверное, был недоумевающий, потому что он снова махнул рукой и вздохнул:

- Ну ты приглядись, посмотри внимательно! Я с первого раза заметил вон ту линию разделения пластов, наносов. Вон она откуда тянется и вон где продолжается. А овал этот ее прерывает. Присмотрись… Вся эта толща наносов напластовывалась тысячелетиями и тысячелетиями