Рэй Брэдбери Пёс в красной бандане

Ray Bradbury The Dog in the Red Bandana

© Перевод: Д. Кузьмин.

Всего три длинных печальных дня больной успел провести в больнице, и вот в воскресенье, когда врачей почти не бывает, а медсёстры заняты невесть чем, произошло замечательное событие.

Было слышно, как оно приближается: смех и радостные возгласы доносились ещё снизу, из вестибюля.

Наконец замечательное событие добралось и до его двери.

На пороге возник человек, и на поводке у него был самый прекрасный золотистый ретривер на свете.

Невероятной красоты, превосходно ухоженный, он блистал сообразительным взглядом, а вокруг его шеи обвивалась аккуратно повязанная бандана цвета крови.

Пёс, оказывается, и прежде обходил больницу, и, по слухам, именно в эти дни великая радость разливалась вслед за ним по коридорам.

Ничего удивительного, и больной часто думал, что надо бы в мире побольше таких собак — чтобы навещали людей, подымали их дух, а может, и исцеляли.

Этот пёс в кроваво-красной бандане на мгновение замер в дверях, поглядел на больного, а затем, мягко ступая, подошёл к его постели и застыл в ожидании ласки.

После же, убедившись, что помогло, развернулся и прошествовал обратно до самого вестибюля, сопровождаемый весёлыми криками и приветствиями.

Да, в самом деле, это было замечательно, и больному сразу же полегчало.

День тянулся за днём, и больной ощущал необыкновенное нетерпение. Сперва он не знал, чего ждёт, а потом внезапно понял: он хочет, чтобы к нему вернулся пёс в красной бандане; словно бы это было гораздо важнее, чем мельтешенье врачей и назойливое внимание медсестёр.

На следующей неделе пёс появился лишь однажды.

А болезнь не отступала, и неделей позже он возвращался два раза, и от этого вся больница будто делалась светлее и здоровее.

На третью неделю, почему — так и осталось загадкой, пёс в красной бандане приходил каждый день, и яркое пятно вокруг его шеи мелькало в больничных коридорах, а прекрасная физиономия излучала глубокое сочувствие и понимание.

На исходе месяца, когда пациенту стало казаться, что его вот-вот отпустят домой, случилось нечто ещё более замечательное: вместо обычного провожатого вместе с восхитительным зверем явился не менее удивительный человек.

Он был одет в обычный светлый костюм, но с красным галстуком на шее. И заметно было, что он слепой, так что пёс служил ему поводырём.

Как и прежде, пёс замер у входа, будто сделав стойку на больного, а тот сел на кровати и подался к нему, будто ожидая, что пёс заговорит.

Но заговорил слепец.

— Сэр, — сказал он, угадывая, кто перед ним, — что если б вас спросили, кто из всех тварей земных, морских и небесных ближе всего к Христу?

Недоумевая, что тут за шутка, больной задумался, а затем переспросил:

— Вы говорите о роде людском?

Слепой кротко покачал головой:

— Нет. Помимо человека, какое живое существо ближе к Христу?

Больной посмотрел долгим взглядом на пса в кроваво-красной бандане, усевшегося у дверей, вновь поразился его мыслящему виду и ответил:

— Конечно, собака.

Слепой умиротворённо кивнул:

— Разумеется. Все другие создания живут, но сами того не ведают. Кошки — чудесные, необыкновенные, нежно любимые, но они есть — и не знают доподлинно, что они есть, и так же вся прочая живность, летающая и парящая над землёй, так же и всё полевое зверьё: они живые, но не знают об этом. И ко всем этим обитателям полей и морей приходит смерть, но и о смерти они не знают и потому не горюют. Одни лишь собаки не только знают, что такое жизнь, но ощущают смерть и вглядываются в неё.

Больной согласно кивнул. Он помнил, как умер один из его друзей, и собака ещё долго горевала, бродила вокруг дома, жалобно скулила и в конце концов растворилась во тьме.

— Чем больше я думаю об этом, тем замечательнее кажутся мне собаки, — сказал он.

Слепой возвёл глаза к потолку и вопросил:

— А если собаки предстанут перед вратами рая, пустят ли их?

— Немедленно! — воскликнул больной и рассмеялся над быстротой своего ответа. — Потому что они без греха. А род человеческий вслед за ними выстроится в очередь и будет проситься войти. Собаки же мигом сбегутся к святому Петру, встанут рядом и помогут ему управлять ходом этих грешных животных, называемых людьми. Итак, возвращаясь к вопросу о том, кто на свете в любви и всепрощении ближе всех к Христу: собаки будут названы вместе с Абу Бен Адамом, всех впереди^[1].

Слепой согласился:

— Ударьте вашу кошку — и вашей дружбе конец. Ударьте вашу собаку — нет, конечно, я надеюсь, вы никогда этого не сделаете, но если всё же хоть раз в жизни такое случится, то она лишь посмотрит на вас нежным взглядом, словно говоря: «Что-то не так? В чём дело? Разве ты не знаешь, что я тебя люблю и прощаю?» И она подставит вторую щёку и будет любить вас вечно. Вот что такое собака.

Всё это время пёс в кроваво-красной бандане сидел возле слепца, и больному никогда не случалось встречать взгляда ласковее и прекрасней. Вслушиваясь в разговор, он не принимал хвалу и не отвергал её, просто смирно сидел, окружённый своей красотой.

Наконец, почувствовав, что слепой всё сказал, пёс неторопливо удалился вглубь больничных коридоров, и оттуда послышались приветствия и смех.

После этого день ото дня в больнице стали шириться разговоры о том, как много, поразительно много людей отправляется теперь по домам; те, кто провёл здесь недели, а то и месяцы, неожиданно собирали пожитки и выписывались, к удивлению и любопытству врачей, под изумлённый шёпот медсестёр. Пациенты разъезжались один за другим, тяжёлых становилось всё меньше, а смертность по отчётам — или только по слухам? — упала почти до нуля.

На четвёртой неделе болезни однажды ночью, в постели, больной почувствовал острую боль в правом запястье, принял аспирина, но боль не прошла.

Всю ночь он то задрёмывал, то просыпался, потому что ему мерещилось, будто кто-то сидит рядом с ним на кровати — или нет, никак не скажешь наверняка.

Сквозь дремоту он вроде бы чуял чьё-то дыхание возле, а потом послышался странный звук, напомнивший ему одну летнюю ночь из детства.

Как это было прекрасно: в четвёртом часу утра, когда в окна вливается лунный свет, прислушиваться к далёкому сладкому звуку из кухни, где стоял ледник.

В поддон под ледником собиралась, стаивая с ледяной глыбы, холодная вода, и в четвёртом часу утра раздался тихий плеск: их собака, томясь от жажды, наполовину заползла под ледник и лакала прохладную чистую воду, натаявшую со льда.

Мирно лежать в постели, слушая этот далёкий сладкий звук, — вот