Кап.
***
Он будит Китнисс, когда сквозь просветы между камней вновь проникает мгла. Их скудный ужин состоит из двух кусочков грусенка, нескольких кореньев и горсти сухофруктов.
— Оставим что-нибудь на завтра? — спрашивает Пит.
— Нет, давай доедим все. Мясо и так уже давно лежит, не хватало нам еще отравиться.
Китнисс делит еду на две равные части. Они стараются есть медленнее, но все равно управляются за две минуты. Желудки недовольно ворчат.
— Завтра идем на охоту, — решает она.
— От меня толку мало, — смущаясь отвечает Пит. — Я никогда раньше не охотился.
— Я буду убивать, а ты готовить. Еще ты можешь нарвать зелени и ягод.
— Хорошо бы тут рос какой-нибудь хлебный кустарник, — вздыхает он.
— Тот хлеб, что мне прислали из Одиннадцатого, был еще теплым, — мечтательно вздыхает она в ответ. — На, пожуй. — Китнисс протягивает Питу пару листиков мяты, потом бросает несколько себе в рот.
— Да… я уж и не знаю, чем заслужить, чтобы Хеймитч нам хоть хлеба прислал.
Девушка пристально вглядывается в его лицо, а потом вдруг пододвигается ближе и, взяв руку Пита и лукаво улыбаясь, произносит:
— Наверное, он сильно поиздержался, помогая мне усыпить тебя.
— Кстати, — говорит Пит, переплетая свои пальцы с ее. — Не вздумай устроить что-нибудь подобное еще раз.
— А то что будет?
— А то… а то… — Пит не знает, что сказать. — Вот подожди только, придумаю.
— В чем проблема?
— В том, что мы оба живы. Поэтому тебе кажется, что ты поступила правильно.
— Я действительно поступила правильно.
— Нет! Не делай так, Китнисс! — Пит до боли сжимает ее ладонь, а в его голосе уже слышится неподдельный гнев. — Не умирай ради меня! Я этого не хочу! Ясно?.. — эхо разносит его отчаянье по всей пещере.
— А может, я сделала это ради себя. Тебе не приходило в голову? Может, не ты один… кто беспокоится… кто боится… — она замолкает, заплутав в своих собственных в словах и… чувствах?..
— Боится чего, Китнисс? — тихо спрашивает он, еще не веря в собственное счастье. Ее слова для него словно лучи долгожданного солнца в ненастный день… Да только подвергать себя опасности из-за него, он не позволит.
— Хеймитч просил меня не касаться этой темы, — уклончиво говорит она, и Пит понимает, что Китнисс ищет возможность избежать щекотливой темы, но он уже истолковал ее слова по-своему, и раз уж она не желает отвечать на вопрос, есть лишь единственный способ проверить, правильно ли он ее понял.
— Тогда мне придется догадываться самому, — говорит он, придвигаясь ближе.
Впервые они целуются по-настоящему. Никто из них не мучается от боли, не обессилен и не лежит без сознания. Их губы не горят от лихорадки и не немеют от холода.
Этот поцелуй… настоящий.
Пит чувствует ее смятение и… Ему хотелось бы целовать ее вечность, но увы… сейчас не время и не место…
— Кажется, у тебя опять кровь. Иди ложись. И вообще уже пора спать, — дрожащим голосом произносит он.
А сам себе обещает…
У нас ещё все впереди…
Теперь он и правда верит, что удача на их стороне.
Если на Играх вообще может идти речь об удаче…
Китнисс надевает носки и заставляет Пита надеть куртку. Он совсем замерз, промозглый холод пробирает насквозь.
— Я дежурю первой, — настаивает она.
— Хорошо, но только если ты согласишься тоже залезть в спальный мешок, иначе совсем околеешь! — он был готов встретиться с яростным сопротивлением, но вопреки его ожиданиям, она не спорит.
И вот уже Пит подсовывает ей под голову свою руку и обнимает, ему хочется защитить Китнисс… даже во сне.
Ее близость пьянит и распаляет кровь, словно шампанское, что они пили после Индивидуального показа, отмечая маленькую победу трибутки из Двенадцатого. Он прижимает ее к себе еще сильнее, боясь, что это лишь игры разума, а он все также продолжает лежать у реки, измученный и изможденный.
И почти мертвый…
Постепенно сон проникает в его сознание и уже вовсю хозяйничает, даря новые мечты…
Они играют на Луговине.
Светловолосая девочка с серыми глазами танцует.
Голубоглазый малыш с темными локонами пытается ее догнать.
Пит и Китнисс стоят чуть поодаль и улыбаются.
Ее рука в его руке.
Они как будто счастливы.
— Я люблю тебя, Китнисс…
— И я тебя люблю…
Кап.
Кап.
Кап.
Реальность вырывает его из мира грёз оглушительной дробью дождя, который по воле распорядителей, кажется, будет лить вечно. Он лежит не шевелясь, боясь нарушить покой той, что дороже всего на свете и вслушивается в небесную какофонию: хохочет гром, переплетаясь с ветром, и тонет в рыданиях дождя.
Пит думает о своем сновидении и осознает вдруг, что впервые его сон кажется не просто заманчивым, но и безумно… правильным?.. Именно так.
А еще… возможным. И не только в царстве Морфея, но и в настоящей жизни…
А может, я сделала это ради себя. Тебе не приходило в голову? Может, не ты один… кто беспокоится… кто боится…
Ее слова навсегда засели в его голове. И поселились в сердце. Он ей нужен. И никаких сомнений.
Кап.
Кап.
Кап.