Александр Соколов ЛАНКА (Усобица в лето 6883-е)

Мальчик проснулся с первыми лучами солнца. От холода. Зябко вздрагивая, поспешно выполз из своего убежища под корнями великанской сосны. Посмотрел вокруг с тоскливой безнадежностью.

А чему было радоваться?

Мрачная бесконечная ночь в лесу выдалась неласковой. Сколько раз принималась покусывать холодными зубами то за уши, то за голые пятки! Напоминала, что в лесу — не дома… И рубаха совсем взмокла от росы. Какая тут радость?

Да и страшновато ночью в глухом лесу, далеко от жилья. Мало ли какая нечисть тут по ночам шастает. Или зверь какой. Тут не захочешь, а перепугаешься. Особенно когда ты один. Когда тебе всего лишь одиннадцать весен. И когда знаешь, что одиночество твое — навсегда. Что ты теперь совсем-совсем один на свете! Это — страшнее всего. Когда не найдется во всей земле человека, кто бы помог, заслонил от нежданной беды, уберег от голода и ночной стужи. От горя! Нет никого… А сам ты еще не успел притерпеться к такому своему положению. Потому что вчера еще все было иначе…

Маскольцы ворвались в лесную деревню в середине вчерашнего дня. Как снег на голову. Что они появятся здесь, до последнего часа не верилось. Отец, так тот даже думать об этом не хотел. Так и сказал Вулану, соседу. Тот, как проведал три дня назад о войне, тотчас побросал на телеги все, что можно было вывезти и уехал с семьей в город. От беды подальше. И им тоже советовал. А отец до последнего сомневался, нужно ли уезжать. Потому что поле стоит неубранное… Хозяйство, опять же. Как все бросишь? Да и не полезут маскольцы в лесную глушь, не отыщут их деревеньку. Что им тут делать? Да кабы и отыскали, что ж, не люди они разве? Такие же мужики-раничи, как все…

Лишь в последний миг, когда десятка два озверевших от войны и запоя вершников уже вламывались со злобной бранью на подворье, отец перекинул Ланку через высокий забор и приказал бежать в лес. Он и побег… Да только от стрелы разве убежишь? Уже у самой опушки злая разбойница клюнула мальчика в руку. Хорошо еще, не сильно. Только оцарапала. Могла бы совсем… А больно было!.. Сзади послышался топот коня и свирепый крик. Страшно было до ужаса! Нырнув в густую чащу, Ланка продолжал бежать изо всех сил. «Вот сейчас догонят — и все!» — толкалась в голове жуткая мысль. Густые ветки деревьев с размаху хлестали по лицу, цеплялись, разрывая одежду. А он все равно мчался, не разбирая дороги, не останавливаясь, хотя и начал уже задыхаться от быстрого бега. Наконец зацепился ногой за жесткое корневище и, вскрикнув, покатился по земле. Затих, уткнувшись лицом в траву…

Он так и не узнал никогда, что случилось с мамой. Не слышал отчаянного крика сестренки. Не видел, как отец с вилами в руках отбивался от наседавших верховых. Как потом маскольские ратники швыряли зажженные сучья в двери избы…

Он узнал обо многом гораздо позже, когда очнулся от долгого забытья и вернулся назад, к дому. Когда все закончилось.

Дома не было. Лишь жадный огонь торопливо доедал обугленные бревна. Да лежала на земле посреди двора пестрая корова Зорька, кормилица, с истыканными острыми стрелами боками. Напрасно Ланка бегал вокруг подворья, звал. Маму, отца… Никто не отозвался, не вышел на его зов. Вконец обессилев, мальчик упал на землю рядом с мертвой Зорькой и заплакал навзрыд, припав лицом к ее доброй рогатой голове.

В сумерках, выплакав последние слезы, Ланка поднялся. Простился в последний раз с родным пепелищем и пошел прочь. Он понял, что ни к чему ждать и надеяться на чудо. Не будет его. Никто уже не вернется. Ни мама, ни отец… А поняв это, Ланка не мог уже здесь оставаться. В месте, где разом и навсегда оборвалась его прежняя счастливая жизнь.

Даже страшно стало оставаться тут дольше.

Он не знал, куда идет. Было все равно. Черное горе непосильной ношей опустилось на плечи, придавило к самой земле. Мальчик долго брел наугад, натыкаясь, как слепой, на деревья, проваливаясь в лесные ямы, заросшие колючими кустами.

То, что случилось днем, никак не укладывалось до конца в голове. Не хотелось верить в непоправимость пришедшей беды. Временами казалось: вот сейчас выйдет из-за ближайшего дерева мама, позовет… Скажет: «Куда ж ты ушел? Пойдем». Возьмет за руку, приведет домой. А там все, как раньше. И кончится наконец этот жуткий нехороший сон!

И тем страшнее было понимать, что сон этот не кончится никогда!

Уже в полной темноте смертельно измученный мальчишка наткнулся на старую звериную нору в корнях какого-то дерева, залез в нее и забылся тревожным сном.

«Вот они какие, маскольцы… — подумал он, засыпая. — Хуже зверей! С ними, поди, и Вечные Витязи не управятся!..»

Про Вечных Витязей Ланка узнал недавно от Тайка, соседского мальчишки. А тот — от старика-сказочника в Тавларе, куда ездил со своим отцом в начале лета.

— Их потому и называют Вечными, что живут они вечно, — рассказывал Тайк. — Никогда не умирают. Ни болезни им не страшны, ни враг какой. Как взмахнут мечом, полки замертво падают. Свистнут — стены каменные рушатся, дубы вековые под облако улетают… Живут себе Витязи в заколдованном городе на краю земли, пируют в огромном белокаменном дворце. Смотрят в волшебное зеркало. В него сразу весь мир можно увидеть. А как узнают, если где беда какая, либо помощь кому нужна — сразу кончают пир и спешат на выручку!

— Так уж и спешат! — усомнился тогда Ланка. — А вон, сказывают, прошлым летом снова ордынцы наезжали в Залесье. Тьму людей похватали в неволю. Где ж твои Витязи были? Что не вмешались?

— Много ты понимаешь! Если хочешь знать, они за всем миром присматривают, за всеми людьми. Это ж сколько хлопот! Что им твое Залесье? Может, они вовсе с ордынцами дружат. Даром, что ли, те столько земель захватили? Зато, сказывают, когда сам Алаксид, дед нашего князя, немчинов в озере Весинском топил, так там точно без Витязей не обошлось. Люди видели.

— А какие они?

— Ясное дело — великаны. Громадины, выше Тавларского храма. Облака руками раздвигают. А силища у них — как у целой тьмы матерых медведей!.. Они все могут!..

«Жалко, что мне эти Витязи ничем не смогут помочь. Даже если захотят. Жалко, что все это сказки…» — подумалось Ланке сквозь сон.

Мальчик встряхнулся, прогоняя остатки сна. Быстро разделся, стуча зубами от холода. Выжал мокрую от росы одежду и тут же снова натянул ее на себя.

И пошел…

Влажная рубаха студено облепила тело. Кусачая лесная трава враждебно жалила ноги. На сердце по-прежнему было черно и пусто… Как и вчера, Ланка не знал, куда ему идти. К жилью выходить боялся. Вдруг там тоже маскольцы? Или что-нибудь другое. Похуже…

Как дома…

Жутко