ярком, но грязном платье, и двух похожих на головорезов парней, смачно обгладывающих кости жареной птицы, — медленно прошел через весь зал и занял пустой столик в самом темном углу под нависающей балкой, укрывшись от света.

К нему, нервно потирая вспотевшие руки о грязный фартук, подошел толстяк-хозяин с темным хитрым лицом, украшенным вялыми блеклыми усами и старым шрамом от правого виска к подбородку.

— Чего изволите? — тихо спросил он, облизывая сухие губы, стараясь разглядеть лицо посетителя, скрытое во мраке капюшона, но не преуспел.

Незнакомец указал на соседний стол, где стоял небольшой кувшин вина, а затем поднял вверх два пальца, указывая количество. Он положил на выщербленную столешницу ярко блеснувший кругляш с истертыми краями и странным символом в центре.

Хозяин осторожно взял монету, повертел в руках, попробовал на зуб — удивительно, но это золото! — и низко склонив голову, произнес:

— Сейчас все будет, — затем ускакал немного поспешно на кухню, откуда через пару мгновений появился с двумя большими кувшинами вина и деревянной кружкой, скрепленной железными обручами. Поставив все это перед гостем на стол, он поспешно ретировался, даже забыв спросить, не желает ли тот чего еще.

А путник даже не изменил своей позы, он так и сидел, замерев на месте, положив руки на стол перед собой, словно впал в ступор или окаменел.

Прошло довольно много времени. Огонь в не большом очаге, расположенном у стойки, почти погас, оставив лишь пылающие угли, что изредка вспыхивали яркими языками трескучего пламени. Хозяин потушил несколько ламп, и сумрак окутал зал харчевни. Девица, дожевав какой-то сухарь, устроилась на лавке в углу у очага, закутавшись в грязные тряпки. Крестьяне, исчерпав все разговоры, мирно посапывали на столах среди пустых кувшинов и глиняных тарелок, полных объедков. Лишь похожие на головорезов парни вели еще о чем-то беседы, прикладываясь к последнему кувшину вина, но уже гораздо тише, тоже поддавшись влиянию тишины, тепла и надвигающегося сна. Ночь перевалила за середину. Хозяин харчевни скрылся в подсобке. Лишь странный незнакомец все так же продолжал сидеть, замерев словно статуя, совсем не притронувшись к заказанному вину.

Вот где-то далеко раздался протяжный волчий вой, скрипнула доска на крыше, и в тот же миг почти мертвая тишина накрыла темный зал харчевни. Все живое словно застыло, стихли последние разговоры, даже звуки дыхания прекратились, и что-то мрачное зашевелилось по углам, выползая из тьмы.

Багровые угли внезапно изменили свой цвет, налившись яркой синевой, превратив все вокруг в подобие склепа, а лица замерших людей в маски мертвецов. Лишь глаза их таинственно блестели, уставившись невидящим взором в пустоту.

Странные наросты, издавая противный треск трущихся друг о друга сухих корней, поползли по стенам, оплетая старые бревна, зазмеились по доскам грязного пола и темному низкому потолку. Харчевня изменилась до неузнаваемости. Все поглотили эти жуткие похожие на лианы корни — и столы, и стулья, и людей — заключив их словно в толстые коконы.

Лишь около позднего путника они замерли, образовав небольшой круг вокруг стола, за которым он сидел, гневно и нервно подергиваясь на полу, словно боялись подступиться к нему. Противный шорох и треск наполнили тишину — казалось, будто эти стебли о чем-то переговариваются. В воздухе заметались синие искры, срывающиеся с черных наростов, переполненных густой влагой, которые спустились почти до самого пола с низкого потолка. Смрад заполнил все пространство харчевни, словно где-то разверзся вход тысячелетнего могильника.

И тут очень тихо приоткрылась входная дверь, с громким треском лопнуло несколько лиан, и легкий поток ветра скользнул внутрь, всколыхнув созвездие ярких огоньков. Небольшим ураганчиком они метнулись в сторону очага и опали на пол, исчезнув среди сплетения дрожащих корней. Тут же у очага раздался тихий шорох, и из мрака появилось бледное лицо девушки. Она блестящими, наполненными клубящейся темнотой глазами медленно осмотрела харчевню, затем, изогнув налитые кровью губы в жуткой усмешке, разорвала опутавшие ее тело корни и, нервно подергиваясь и вздрагивая, словно подзабыв как надо двигаться, треся всклокоченной головой, медленно встала на ватные ноги, слегка пошатываясь. Взгляд ее замер на незнакомце. Она несколько мгновений рассматривала его, поворачивая голову под разными углами, словно птица, а затем тихий противный смех ее нарушил тишину, раздавшийся казалось с того света.

Словно нелепая кукла на веревочках, управляемая неумелым кукловодом, она доковыляла до стола и рухнула на покосившуюся старую лавку, так и не отведя взгляда от мрачной фигуры. Рот ее ощерился в странном и жутком оскале — улыбке — явив острые испачканные черным зубы, струйка черной слизи скатилась с угла ее губ, капнув на лохмотья.

Девушка схватила один из кувшинов на столе, даже не спросив разрешения, и жадно опрокинула его содержимое себе в рот. Затем, видимо напившись, она откинула кувшин в сторону, он упал на упругие ветви и без единого звука исчез в темноте, скрывшись в переплетении странных корней. Изменившаяся деваха вновь захихикала, пожимая тощими плечами.

То, что произошло дальше, вряд ли кто-то мог себе представить. Глаза незнакомца налились багровым светом, источая густой дым, черная аура густым облаком накрыла харчевню, приглушив яркость синего пламени. Словно черная туча захлестнула все вокруг. Плотный душный туман расползся из-под стола. И безумный смех стих.

Девица — или уже не она — замерла, с испугом взирая на сидящего перед ней, а затем, дико завопив, словно проклятая душа, метнулась прочь, но яркое пламя, вырвавшееся из глаз путника, мгновенно ужалило ее, пронзив плоть, окутав худую фигурку огненной сферой, не позволяющей осуществить задуманное. Извиваясь и вопя, девушка металась в этом коконе, медленно сгорая, источая запах горелого мяса и жуткую вонь преисподней. Ее обреченный крик, наполненный ужасом и болью, был пронзителен и страшен, глаза блестели чернотой бездн. Она яростно пыталась сбить с себя адское пламя, но у нее ничего не получалось.

Еще миг и, завизжав, словно сотня терзаемых демонами душ, она опала на пол светящимся пеплом, оставив вместо себя пылающий малиновым огнем шарик размером с кулак, брызжущий яркими искрами. Тьма поглотила харчевню — угли в очаге погасли, лишь свет крохотной сферы еще с трудом разгонял тьму вокруг себя. Ароматы гниения усилились, легкий треск умирающих стеблей наполнил все вокруг.

Тогда странный путник медленно встал из-за стола, так и не притронувшись ко второму кувшину с