среди миллионов других. Я могу пожимать тысячи рук в темноте, но твою руку я узнаю сразу и скажу: «Это Бенджи». — Она мягко улыбнулась и подошла к открытой двери. — Я вот что подумала. — Она смотрела на дом миссис Брэббем. — Миссис Брэббем не видно уже несколько недель. Она не показывается из дому. Я чувствую себя виноватой. Из-за гордости я поступила с ней плохо. Гораздо хуже, чем она со мной. Я отняла то единственное, чем она жила. Это гадко и зло. Теперь мне стыдно. — Она смотрела на безмолвный запертый домик. Бенджи, можешь сделать мне последнее одолжение?

— Да, мэм.

— Напиши письмо для миссис Брэббем.

— Что?!

— Да, напиши в одну из этих компаний, пусть пришлют проспекты или что-нибудь в этом роде и подпишись за миссис Брэббем.

— Ладно, — сказал Бенджи.

— И тогда через неделю, а может быть, через месяц приедет почтальон, свистнет в свисток, и я скажу ему, чтобы он постучал в дверь миссис Брэббем и передал письмо, а сама я буду стоять у себя во дворе, и миссис Брэббем будет знать, что я всё вижу. И я помашу ей своими письмами, а она мне своими, и мы улыбнёмся друг другу.

— Хорошо, тётя Кора, — сказал Бенджи.

Он написал три письма, лизнул конверты, тщательно заклеил и положил в карман.

— Опущу их, когда доберусь до Сен-Луи.

— Чудесное было лето, — сказала она.

— Это точно.

— А ведь я так и не научилась писать, Бенджи. Я всё хотела получать письма, заставляла тебя писать дотемна, и мы были заняты: посылали письма, получали ответы, а времени научиться не хватило. А это значит…

Он знал, что это значит. Он пожал ей руку. Они стояли у двери домика.

— Спасибо за всё, — сказала она.

И он побежал. Добежал до забора, за которым начинался луг, легко перепрыгнул через него, и, пока она могла видеть, он всё бежал и бежал, размахивая последними письмами, через горы в огромный далёкий мир.

Месяцев шесть с той поры, как ушёл Бенджи, письма продолжали при ходить. Приезжал на маленькой зелёной машине почтальон, кричал:

«Доброе утро!», и морозный воздух клубился у губ. Иногда он свистел в свисток, опуская несколько голубых или розовых конвертов в почтовый ящик.

Потом настал день, когда миссис Брэббем получила первое настоящее письмо.

После этого письма начали приходить с перерывами — сначала через неделю, потом через месяц, и в конце концов почтальон и вовсе перестал появляться, и шума зелёной машины больше не было слышно. Сначала в почтовом ящике поселился паук, потом воробей.

Пока письма ещё приходили, Кора брала их в руки, не зная, как с ними поступить. Она смотрела на них до тех пор, пока её глаза, наверное от напряжения, не застилались слезами.

— От кого оно? — спросила она, разрезая голубой конверт.

— Почём я знаю, — ответил Том.

— Что здесь написано?

— Почём мне знать?

— Так что же делается там, в огромном далёком мире? Никогда, никогда я не узнаю этого. И вон то письмо. И это! — Она перебирала пачку писем, которые пришли, когда Бенджи не было. — Мир так велик, там столько людей и столько событий, а я ничего не знаю. Весь мир, все эти люди ждут от нас ответа, а мы молчим, и они нам больше не пишут!

И, наконец, настал день, когда ветер сорвал почтовый ящик. А Кора по-прежнему стояла утром у двери своего дома, медленными движениями расчёсывая волосы и молча глядя в сторону гор. Шли годы, и каждый раз, проходя мимо упавшего почтового ящика, она нагибалась и машинально шарила в нём рукой — он был пуст, и она шла дальше, в поле.

Перевод с английского М. ГРИНБЕРГ и Ю. СВАРИЧОВСКОГО.