зависти всегда было чуждо ему.
— Вот, Маша, — сказал папа, — теперь у тебя полный гардероб. Носи эти вещи и береги их. Надо отвыкать от привычки лазить по заборам, ты же девочка. Бери пример со своей подруги. Когда девочка чисто и аккуратно одета, на нее и смотреть приятно.
Я не могла даже говорить от переполнившей меня благодарности, только глупо улыбалась и кивала. После этого я еще больше полюбила мою Изольду, ведь все лучшее в моей жизни произошло после ее появления.
…Мне было двенадцать, когда я впервые по-настоящему влюбилась. Митька, закадычный друг моего брата, жил в нашем дворе. Произошло это не вдруг, как гром среди ясного неба, — просто появилось понимание, что я его люблю. И всегда любила. Даже когда он дразнил меня Муркой-Буркой. Мне казалось, что я люблю его с самого детства и никогда не смогу полюбить никого другого. Я еще не до конца осознала это, но уже была счастлива. И с каждым днем мое счастье росло, ширилось и в конце концов затопило все пространство. От этого всеобъемлющего чувства жизнь стала удивительно радостной. Я все время улыбалась и летала, словно на крыльях. Время сомнений и страданий, неизменных спутников любви, еще не пришло. Я просто была счастлива, оттого что влюбилась. Когда я видела Митьку, мое сердце стучало часто-часто. Я глупо улыбалась в ответ на его незначительные обычные слова и, казалось, немела. Он не замечал моего состояния. То есть, может, и замечал, но не принимал это на свой счет. Все-таки он знал меня всю жизнь, с тех пор, когда я еще была двух- и трехлетней сопливой девчонкой. Он не обращал внимания на происшедшие со мной перемены. А я изменилась. Я четко понимала это. Но изменения эти были скорее внутреннего характера. Я уже ощущала себя взрослой, внешне оставаясь пока ребенком. Хотя нет, внешне я тоже изменилась, но, увы, не в лучшую сторону. За последний год я очень выросла и стала выше всех в классе. Раньше Изольда была немного крупнее меня, выше и полнее, а теперь я переросла ее почти на голову. И еще я стала ужасно худой — прямо суповой набор. Ноги длинные и тонкие, как палки, шея тоже длинная и худая, как у гуся. О лице лучше вообще не говорить. Правда, и другие девчонки в нашем классе выглядели не лучшим образом. Мы стали словно стая гадких утят или большеротых прыщеватых лягушек. Только Изольда оставалась среди нас по-прежнему белым лебедем. Те же гофрированные банты на высоко завязанных хвостах, те же нарядные платья. Даже форма у нее была не такая, как у всех, а сшитая на заказ. Что же касается кружевного передника, то он вообще был пределом мечтаний всех школьных модниц. Изольда, как всегда, несла себя королевой. Прозвище «дочь космонавта» прочно закрепилось за ней, и она гордилась этим. Хотя так ее называли только за глаза, а в лицо — по имени, по полному имени, а не сокращенному, как меня. Со мной она дружила, как и прежде. Это была дружба Дон Кихота и Санчо Пансы. На моем фоне она выглядела еще более привлекательно. Все наши мальчишки были тайно влюблены в нее, а меня обзывали «каланчой» и «шпалой», поскольку я была выше всех своих одноклассников. Изольда меня никогда не защищала, только говорила: — Не обращай внимания, они и перестанут. Я не обращала, но они не переставали. Не знаю, была ли у нас другая девочка, которая вытерпела столько насмешек, как я. Дружбой с Изольдой я очень гордилась. Только у меня было право занимать ей место в первом ряду или делиться с ней бутербродами. Время от времени она одаривала меня какой-нибудь вещицей, будь то поношенная лента или чуть порванный бант. Изольда не могла носить подпорченную вещь, но выбрасывать ее было жалко. И она отдавала ее мне. Я горячо благодарила, хотя никогда ею не пользовалась. Но это был ее подарок, признак ее расположения ко мне. Ведь она дружила со мной, девочкой не примечательной ни внешностью, ни фигурой, ни нарядами. Одно только было у меня лучше — я хорошо училась. Мало сказать хорошо — почти отлично. Изольда тоже училась неплохо. Но ей часто ставили оценки не за знания, а за ее внешность и принадлежность к обеспеченной семье. За то, что другие получали тройки, ей ставили четверки, а если Изольда знала чуть получше, то и пятерки. И никто из наших ребят не возмущался по этому поводу. Ведь она была особенной! О своей любви я ничего не говорила Изольде. У меня не было потребности делать это достоянием гласности. А Изольда была из тех девчонок, которые с легкостью доверяют чужие тайны всему свету. Тогда мы учились в шестом классе, и у нас началась повальная эпидемия дружбы с мальчиками. Каждый день в школе разыгрывались драмы. Составлялись новые пары и разрушались прежние. Все, кто не дружил, были белыми воронами. Я не дружила. Кто станет дружить с девчонкой выше себя на голову? Для меня среди учащихся шестых, даже седьмых классов не нашлось бы подходящего по росту мальчика. А восьмиклассников шестиклассницы не интересовали, у них были свои красавицы. Изольда, конечно, была вне всякой конкуренции, поэтому с ней хотели дружить все, но предложить это ей решались единицы. И она всех пока отвергала. Наши мальчишки совершенно не привлекали ее. Старшеклассники — другое дело. Достойного кандидата она стала присматривать среди них. Школа гудела от слухов о многочисленных романах. На уроках туда-сюда носились любовные записки. Почти каждый день в женском туалете кто-нибудь из девчонок плакал или устраивал истерику прямо в классе. Влюбляться, страдать, да так, чтобы все видели, считалось хорошим тоном. Дни рождения теперь отмечались бурно. Приглашалось ровное количество девочек и мальчиков. Медленные танцы на школьных дискотеках стали самыми популярными. Даже некрасивые девчонки были востребованы. Веснушчатость или угреватость уже не были преградой. Все хотели встречаться, влюбляться, ревновать и делиться с подружками подробностями своих свиданий. Мне нечем было делиться, и я покорно несла свою меланхолию в море всеобщей влюбленности. В моей любимой литературе настоящие герои часто были непонятыми, отвергнутыми и одинокими. Это утешало меня. А сказка о гадком утенке вселяла надежду. Может быть, со временем я стану хоть чуточку привлекательнее, думала я. Мне, конечно, и в голову не приходило, что можно сравниться по красоте с моей подругой. Изольда всегда оставалась для меня высшим мерилом. Она же тем временем наметила себе кандидата в поклонники. И ее выбор пал на Митьку. Меня это не удивило. В моем представлении не было мальчишки лучше его. Ему не только уже исполнилось четырнадцать, но он и по росту был чуточку выше меня, тогда как мой брат только недавно сравнялся со мной в росте, а ведь ему было почти шестнадцать. Женьке тоже, как и всем, нравилась
…Мне было двенадцать, когда я впервые по-настоящему влюбилась. Митька, закадычный друг моего брата, жил в нашем дворе. Произошло это не вдруг, как гром среди ясного неба, — просто появилось понимание, что я его люблю. И всегда любила. Даже когда он дразнил меня Муркой-Буркой. Мне казалось, что я люблю его с самого детства и никогда не смогу полюбить никого другого. Я еще не до конца осознала это, но уже была счастлива. И с каждым днем мое счастье росло, ширилось и в конце концов затопило все пространство. От этого всеобъемлющего чувства жизнь стала удивительно радостной. Я все время улыбалась и летала, словно на крыльях. Время сомнений и страданий, неизменных спутников любви, еще не пришло. Я просто была счастлива, оттого что влюбилась. Когда я видела Митьку, мое сердце стучало часто-часто. Я глупо улыбалась в ответ на его незначительные обычные слова и, казалось, немела. Он не замечал моего состояния. То есть, может, и замечал, но не принимал это на свой счет. Все-таки он знал меня всю жизнь, с тех пор, когда я еще была двух- и трехлетней сопливой девчонкой. Он не обращал внимания на происшедшие со мной перемены. А я изменилась. Я четко понимала это. Но изменения эти были скорее внутреннего характера. Я уже ощущала себя взрослой, внешне оставаясь пока ребенком. Хотя нет, внешне я тоже изменилась, но, увы, не в лучшую сторону. За последний год я очень выросла и стала выше всех в классе. Раньше Изольда была немного крупнее меня, выше и полнее, а теперь я переросла ее почти на голову. И еще я стала ужасно худой — прямо суповой набор. Ноги длинные и тонкие, как палки, шея тоже длинная и худая, как у гуся. О лице лучше вообще не говорить. Правда, и другие девчонки в нашем классе выглядели не лучшим образом. Мы стали словно стая гадких утят или большеротых прыщеватых лягушек. Только Изольда оставалась среди нас по-прежнему белым лебедем. Те же гофрированные банты на высоко завязанных хвостах, те же нарядные платья. Даже форма у нее была не такая, как у всех, а сшитая на заказ. Что же касается кружевного передника, то он вообще был пределом мечтаний всех школьных модниц. Изольда, как всегда, несла себя королевой. Прозвище «дочь космонавта» прочно закрепилось за ней, и она гордилась этим. Хотя так ее называли только за глаза, а в лицо — по имени, по полному имени, а не сокращенному, как меня. Со мной она дружила, как и прежде. Это была дружба Дон Кихота и Санчо Пансы. На моем фоне она выглядела еще более привлекательно. Все наши мальчишки были тайно влюблены в нее, а меня обзывали «каланчой» и «шпалой», поскольку я была выше всех своих одноклассников. Изольда меня никогда не защищала, только говорила: — Не обращай внимания, они и перестанут. Я не обращала, но они не переставали. Не знаю, была ли у нас другая девочка, которая вытерпела столько насмешек, как я. Дружбой с Изольдой я очень гордилась. Только у меня было право занимать ей место в первом ряду или делиться с ней бутербродами. Время от времени она одаривала меня какой-нибудь вещицей, будь то поношенная лента или чуть порванный бант. Изольда не могла носить подпорченную вещь, но выбрасывать ее было жалко. И она отдавала ее мне. Я горячо благодарила, хотя никогда ею не пользовалась. Но это был ее подарок, признак ее расположения ко мне. Ведь она дружила со мной, девочкой не примечательной ни внешностью, ни фигурой, ни нарядами. Одно только было у меня лучше — я хорошо училась. Мало сказать хорошо — почти отлично. Изольда тоже училась неплохо. Но ей часто ставили оценки не за знания, а за ее внешность и принадлежность к обеспеченной семье. За то, что другие получали тройки, ей ставили четверки, а если Изольда знала чуть получше, то и пятерки. И никто из наших ребят не возмущался по этому поводу. Ведь она была особенной! О своей любви я ничего не говорила Изольде. У меня не было потребности делать это достоянием гласности. А Изольда была из тех девчонок, которые с легкостью доверяют чужие тайны всему свету. Тогда мы учились в шестом классе, и у нас началась повальная эпидемия дружбы с мальчиками. Каждый день в школе разыгрывались драмы. Составлялись новые пары и разрушались прежние. Все, кто не дружил, были белыми воронами. Я не дружила. Кто станет дружить с девчонкой выше себя на голову? Для меня среди учащихся шестых, даже седьмых классов не нашлось бы подходящего по росту мальчика. А восьмиклассников шестиклассницы не интересовали, у них были свои красавицы. Изольда, конечно, была вне всякой конкуренции, поэтому с ней хотели дружить все, но предложить это ей решались единицы. И она всех пока отвергала. Наши мальчишки совершенно не привлекали ее. Старшеклассники — другое дело. Достойного кандидата она стала присматривать среди них. Школа гудела от слухов о многочисленных романах. На уроках туда-сюда носились любовные записки. Почти каждый день в женском туалете кто-нибудь из девчонок плакал или устраивал истерику прямо в классе. Влюбляться, страдать, да так, чтобы все видели, считалось хорошим тоном. Дни рождения теперь отмечались бурно. Приглашалось ровное количество девочек и мальчиков. Медленные танцы на школьных дискотеках стали самыми популярными. Даже некрасивые девчонки были востребованы. Веснушчатость или угреватость уже не были преградой. Все хотели встречаться, влюбляться, ревновать и делиться с подружками подробностями своих свиданий. Мне нечем было делиться, и я покорно несла свою меланхолию в море всеобщей влюбленности. В моей любимой литературе настоящие герои часто были непонятыми, отвергнутыми и одинокими. Это утешало меня. А сказка о гадком утенке вселяла надежду. Может быть, со временем я стану хоть чуточку привлекательнее, думала я. Мне, конечно, и в голову не приходило, что можно сравниться по красоте с моей подругой. Изольда всегда оставалась для меня высшим мерилом. Она же тем временем наметила себе кандидата в поклонники. И ее выбор пал на Митьку. Меня это не удивило. В моем представлении не было мальчишки лучше его. Ему не только уже исполнилось четырнадцать, но он и по росту был чуточку выше меня, тогда как мой брат только недавно сравнялся со мной в росте, а ведь ему было почти шестнадцать. Женьке тоже, как и всем, нравилась