девки, не зря же Аглаины повадки высматривал, а потом репетировал по ночам! А то, что плечи широкие - так пловчиха я! Джинсы оставил свои, а футболку напялил с портретом Медо - певца и кумира всей женской части империи.

И если бы не тот урод, что привязался ко мне в автобусе, набиваясь в ухажеры, могло бы получиться! Старпер, сволочь, лет сорока, вырвался из-под каблука жены и пристал к молоденькой девочке! Как же он матерился, сорвав с меня чертов парик, под которым чесалась потная голова! И как сверкал глазами, когда уже не мог говорить из-за сломанной в трех местах челюсти!

Из "обезьянника" полицейского участка спустя три часа меня забирали Вершинин с Аглаей. Молчаливая Кошка - серьезно, это была женщина, не любящая поговорить! - только окинула от решетки оценивающим взглядом, особо остановившись на лице с плохо оттертой помадой, на разукрашенном стразиками и пайетками принте Медо и туфлях с уже отломанными к тому времени каблуками, а Иван покачал головой, доставая из рюкзака нормальные кроссовки, и укоризненно произнес:

- Тридцать косарей, Петя!

- Что? - вскинулся я.

- Тридцать косарей, чтобы все это замять. Тридцать тысяч маленьких серебряных кружочков. Не жалко?

Впервые я задумался, во сколько отцу обходится мое содержание и регулярные поиски. А ведь зарплата семи не последних по опыту бойцов тоже наверняка влетала в копеечку. И эти траты никак не сказывались на нашем быте!

До дома я ехал тихий-тихий, потому что обдумывал новый план

- Я больше не буду сбегать! - первым делом заявил отцу при встрече.

- Мм? - наверняка заранее заготовленная речь свернулась, так и не начавшись.

- Тысяча в месяц, ты убираешь своих надзирателей и не вмешиваешься в мою жизнь!

- И какие же гарантии ты мне дашь? - хмыкнул отец в ответ на мое наглое заявление.

- Если договоримся, то мое слово!

Не путать слово и слово! Как и родитель, я был магом, правда слабеньким, но и он был не особо силен. Впрочем, не представляю ни одного магистра в нашей империи, да и в мире, пожалуй, который рискнул бы бросить ему вызов. Пара идиотов, что так не считала, давно гнила в сырой земле. Их, говорят, даже не сразу на кладбище похоронить согласились - места для самоубийц находились за оградой. Личная ненависть не мешала признавать, что в папани мне достался чертов гений.

Но сильный маг, или слабый, а слово, подкрепленное собственной магией - это серьезно. И отец мне поверил.

Аппетиты всё же пришлось поумерить. Тысяча целковых в месяц - это слишком много для подростка, каким я был тогда. Даже сейчас, при всех своих безумных тратах, я редко когда расходовал больше пятисот рублей - зарплаты очень высококвалифицированного специалиста - просто не на что в нашем городке, а выторговать себе право поездок в столицу или еще куда-нибудь я тогда не догадался.

Семерка надзирателей тоже не до конца исчезла из моей жизни - тот же Иван Вершинин купил себе дом неподалеку от нас, женился на Аглае и открыл в центре секцию рукопашного боя для всех желающих. Дядька Раф - Рафаэль Фатхуллин - остался у нас поваром, за доработку его протеза до неотличимого от натуральной руки он был по-собачьи предан отцу, и тот просто не смог от него избавиться. Да и не захотел, наверное. Дядька Раф даже меня злил меньше остальных. Что он вытворял с ножами! Песня! Наблюдать за его работой на кухне было истинным удовольствием. Точные выверенные движения, ни единого лишнего, а как он готовил!

Еще один из цепных псов - Коняев Коля тоже не ушел, а остался у нас кем-то вроде домоправителя. У Николая была та же проблема, что и у дядьки Рафа, только с ногой. Для отца - две недели расчетов и полдня корпения над протезом, а для бывшего десантника - возможность нормально ходить и жить полноценной жизнью. Отец, кстати, потом свои расчеты и схемы выгодно пристроил кому-то в армейском ведомстве, но это уже был усредненный универсальный вариант, а дядьке Рафу и Николаю достались эксклюзивные, полностью учитывавшие их личные параметры.

С Коняевым у меня на сегодняшний день сложился холодный вооруженный нейтралитет: он считал меня неблагодарным засранцем и не брезговал в отсутствие отца поддеть или подколоть (при отце-то он ничего такого себе не позволял), я за словом в карман тоже не лез, но дальше эпизодических словесных баталий у нас не заходило. Я же не дурак всерьез лезть с кулаками на тридцатидевятилетнего матерого убийцу, если это не учебный спарринг, разумеется. А он слишком ценил отца, чтобы распускать руки на сына нанимателя. Хотя, надо признать, в последнее время Николай все реже пытался меня воспитывать, видать, махнул рукой.

Трех остальных головорезов я тоже изредка видел на улицах, но обычно случайно и издали. То ли они не стремились попадаться мне на глаза, то ли встречи были действительно случайными. Городишко-городишкой, а жило тут почти полсотни тысяч народу, и вполне можно было кого-то ни разу не повстречать на протяжении всей жизни.

- Мин херц! Ау! - Сашка, устав дожидаться ответа, растопыренной пятерней помахал перед моим лицом, - Ты, чёт, сегодня совсем никакой!

- А? - очнулся я от своих раздумий.

- Мин херц! Ленка и Тонька! Бэшка против меда! На кого мне ставить?

Возвращаться в погруженный в фальшивую тоску дом? Поминать мать в компании ее убийцы? Я что, всерьез думаю над этой перспективой? Да, гори оно все огнем! Осталось-то продержаться всего два месяца, а дальше, хоть мне еще и шестнадцать, школа закончится, и уеду я в столицу, в университет! В кои-то веки есть плюсы от того, что начал учиться с шести лет, а не с семи, как все. Иначе бы еще на год пришлось здесь задержаться.

- Ставь на обеих! - я хищно усмехнулся.

- Ты чё? Реально?! - но, сообразив, Сашка расплылся в понимающей ухмылке, - Мин херц, ты крут!

- Не стану спорить! - я горделиво приосанился, - И спроси у Мафа: есть еще трава? Я угощаю!

Байк, ведомый нетрезвым телом, вихлял и постоянно так и норовил завалиться то на одну, то на другую сторону. Туман, неожиданно выползший этим майским утром, задачу добраться до дома тоже не облегчал. В конце концов удалось сосредоточиться на сплошной и ехать прямо по ней - риск встретится с кем-то в пятом часу утра стремился к нолю.

Накаркал!

Летя в кювет, оставалось только надеяться на хваленую защиту, не спасшую мать.

"И шлем, придурок, не надел!" - успела мелькнуть мысль перед ударом,