зарегистрировался. Поднявшись в номер, я разделся, сбросив одежду прямо на пол, лег и тотчас же уснул.
Но ночью я что-то понял, или решил, или просто до меня дошло, а то и все вместе. Янси помог мне в этом.
Я перестал ненавидеть себя за то, что случилось с Адой. Я сделал выбор, а потом дал задний ход, и это может произойти с каждым.
Я оказался частью того, что адвокаты называют «причинной обусловленностью», которая завершилась смертью на ступенях Капитолия. Но источником этой обусловленности была сама Ада. Возможно, другого конца для нее и не существовало.
Цена оказалась выше, чем я думал. Цена оказалась чересчур высокой.
Но я несу полную ответственность за свои поступки. И за тот выбор, что я сделал.
У меня появилось ощущение, что завершилось нечто, начавшееся давным-давно, еще до Ады, до моего Ничто, даже до того, когда при наличии четырех тузов в меня угодил осколок снаряда.
* * *
Я ничуть не удивился, когда, спустившись в тот день на лифте в вестибюль, увидел там Томми Далласа. Да и чего удивляться? В этом отеле можно было встретить множество знакомых. А особенно, когда в штате происходило какое-нибудь важное событие, как и, пожалуй, в этот раз. Кроме того, вероятно, сама судьба пожелала, чтобы мы встретились.
Как только я вышел из кабины лифта, он повернул голову в мою сторону и отыскал меня взглядом. Он ждал меня. Интересно зачем. Может, поговорить об Аде с единственным, кроме него, человеком, который тоже играл какую-то роль в ее жизни. Мы были в некотором смысле родственниками.
Мы смущенно поздоровались. Про Янси не было упомянуто ни словом.
— Мне сказали, что вы здесь, — начал он. — Нам не пришлось встретиться в Новом Орлеане, и я решил разыскать вас в Батон-Руже.
— А в чем дело? — спросил я.
— Пошли чего-нибудь выпьем.
Мы вошли в бар, сели за столик в углу, нам подали виски.
— Я намерен снова баллотироваться, — взглянув на меня через стол, сказал он. — В губернаторы.
Я не удивился, но сделал вид, что удивлен.
— Ну что ж, желаю удачи.
— Мне нужна ваша помощь.
— Моя? Вы же знаете, что я во время предвыборной кампании держу полный нейтралитет.
— Я говорю не о кампании. После выборов.
— Вы уверены, что вас выберут?
Он покраснел.
— Я понял, о чем вы думаете, — усмехнулся он. — Но меня и правда выберут.
— А что вам нужно от меня?
— Я бы хотел иметь вас, так сказать, в советниках.
— Меня? Но я никогда не занимался политикой. За каким чертом я вам понадобился?
— Я знаю, что вы не занимались политикой. Но меня не это интересует. Мне просто нужен хороший совет. Вам понятно, о чем я говорю?
— Нет, не понятно. О чем?
— Мне нужен человек, который смотрел бы на меня со стороны, помогал поддерживать порядок. Лицо, так сказать, незаинтересованное.
— Бить ваших мальчиков по пальцам, если они начнут капризничать?
— Именно. Иногда такой, как вы, может сделать гораздо больше, чем я сам. Я буду поддерживать с вами тесный контакт. — Он опять усмехнулся. — Вы будете чем-то вроде моей совести. — Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Я вас кем-нибудь назначу. В какой-нибудь комитет.
— О боже! — отозвался я. — Меня!
Все это я уже когда-то слышал. Что-то в таком духе говорила и Ада, в шутку, по-моему. Ну не смех ли?
— Ну и ну! — покачал я головой. — Шутить я тоже умею не хуже других. А вы не боитесь, что я заставлю вас ходить по струнке?
— По струнке? Нет, по струнке я ходить не умею.
— Тогда напрямик, и не шатаясь.
Он протянул мне руку и был явно горд тем, что вроде доказал что-то самому себе.
Я поехал назад в Новый Орлеан. Облака, которые уже давно заволокли небо, вдруг нависли прямо над шоссе и разразились дождем. Словно миллионы автоматов, застучали тяжелые струи по крыше машины и асфальту. В боковое стекло мне была видна пелена воды, окутавшая темно-зеленое болото, а впереди лило так, что щетки на ветровом стекле не справлялись со своей работой. Мне казалось, будто я сижу в снегоочистителе под темным, сумеречным небом, хотя было всего четыре часа.
Сквозь щель в боковом стекле в машину потянуло свежестью; и меня почему-то охватило чувство грусти, одиночества и какой-то отчужденности. Наконец я выбрался из низины и ехал мимо полей, где дождь был не такой сильный. Возле новоорлеанских пригородов он совсем перестал. В черном небе ярко светилась красно-бело-зеленая неоновая реклама придорожной закусочной, прохладный воздух был чист и прозрачен, желтый свет уличных фонарей отражался в мокром асфальте. Я въехал в город.
Примечания
1
Как остроумно! (франц.)
(обратно)
2
А-да! Душка! Вон она! (франц.)
(обратно)