приподнявшись на носках, касаясь горячими губами моей щеки, шепчет:

— Упроси Андре и Бипа, пускай возьмут меня. Понял? А не то больше ни одной детали вам не выточу, хоть стреляйтесь.

— Но я же…

— Я сказала: упроси!

Жаль, что ничего нельзя поделать: команда у пас подобрана, да и не я хозяин катера. Вот если бы вдруг не пришел Рикардо, с ним такое порой случается… Если бы он не пришел!

Урчат разогреваемые двигатели, лопочет вода, похрюкивает в шпигатах. Суда, суда вдоль пирса. Сверкают бронзовые леера, обода иллюминаторов, ручки рулевых колес, буквы надписей: «Спек», «Пикуда», «Эмпирадор», «Анна-Мария», «Мучача». Хороши посудины. Какие обводы, как блестят надраенные палубы, сколько стремительности в длинных белых, голубых или благородного шоколадного цвета из настоящего красного дерева корпусах! А вот и наш «Морской конек»: вишневые борта, золотистая палуба, маленькая каютка и крошечное машинное отделение со стосильным двигателем «Вулкан». Мы часто ездили вместе с Андре на этом славном «Коньке» и на подводную охоту, и на рыбалку в открытый океан. Много раз я его мыл, скреб, подкрашивал, драил «медяшку» и соскабливал ракушки морских желудей с днища.

Андре, попыхивая сигарой, выволакивает из чехла разобранное на три колена спиннинговое удилище. Кивает мне на другой чехол: у меня своего удилища пет, я пользуюсь снастями Андре. С легким трепетом развязываю тугие брезентовые тесемки, потом снимаю с чехла резиновые кольца, они плотно стягивают разобранное удилище в чехле, не позволяя ударяться частям друг о друга. Вот комель с большой пробковой рукояткой. Вот средняя часть, янтарно золотистая, склеенная из восьми крепчайших планок, и вот хлыст — конец удилища. Тяжела эта морская удочка: в океане обитают такие крупные рыбки! Прилаживаю катушку. Толстая, зеленая леса способна выдержать пятьсот килограммов. Проверяю тормоз, который возбуждающе трещит. Андре то улыбается, то хмурится. Видно, и он волнуется, как и я, наверно, вспоминает и о пойманных рыбах, и о сорвавшихся. Настроив свое удилище, Андре вставляет его в специальный паз на корме. Место моего удилища с левого борта, Бипа — с правого. А все же, где Рикардо? Он должен идти на «Морском коньке» как механик. По правилам соревнований на каждом судне может находиться лишь три ловца… Без четверти восемь. Если Рикардо не придет, кому-то придется следить за двигателем, а не за своим удилищем… Андре садится на край борта, расстилает на палубе газету и высыпает из большой брезентовой сумки блесны — длинные и узкие, широкие, изогнутые, самодельные и магазинные. Вот каучуковые рыбки: синяя спинка, белое брюшко, внутри — стальной крючок. И еще пяток кальмарчиков. Резиновые туловища, резиновые щупальца и опять же внутри — крепчайший, кованый из нержавеющей стали крюк. Немного подумав, Андре прикрепляет к стальному поводку каучуковую рыбку.

На берегу гремит колокол. Все мы вздрагиваем, Бип растерянно глядит на Андре. Тот разгибается, вынимает изо рта сигару, тушит ее о борт и сует в карман рубахи. Ревут моторы. Мимо в сторону океана проносится голубой «Снек», за ним легко, почти беззвучно (отличный, новый двигатель!) скользит по воде канала изящная «Анна-Мария».

— Берем Арику, — говорю я, — она ведь знает двигатель «Конька» лучше, чем этот соня Рикардо.

— Только через мой труп, — заявляет Бип решительно. — Что?

— Вот тебе запасная катушка, — говорит Андре и поднимается на пирс, оборачивается: — Заводите. Сейчас я кого-нибудь приведу. Джо, хоть ты не крутись под ногами!

Двигатель завелся сразу, лишь только я нажал на белую кнопку стартера. Осматриваю приборы: давление масла нормальное, бензомер показывает, что бак залит горючим по самую пробку. За моей спиной слышится слабое восклицание. Оборачиваюсь. Бип, сняв с головы фуражку, тискает ее, потом с ожесточением швыряет на палубу: по пирсу бегут Андре, Арика и Джо.

— О мадонна, не зря мне Анна говорила: сегодня тринадцатое число, оставайся дома, разве можно ждать удачи в тринадцатый день месяца? — говорит Бип, устало опускаясь на скамейку.

Андре отвязывает швартовый конец. Арика прыгает в катер.

— Бип, дорогой, я так мечтала прокатиться с тобой в море! — восклицает она, чмокая Бипа в щеку. — Ну, мужчины, за дело. Готовьте снасти, пустите-ка меня к двигателю.

— Но если вы возьмете еще и собаку! — предостерегает Бип и поднимается, — то я… то я…

— Ладно, так и быть, сделаю тебе приятное, — соглашается Андре, сбрасывая с тумбы гашу швартового конца. — Но пусть тебе икается всю дорогу! Джо, дружище, это же не человек, аллигатор, но я тебя возьму в следующий раз. Арика, полный!

Под кормой катера вспухают голубые пузыри. Покидаем бухту последними. Джо мчится по сырому пирсу, лает обиженно и просяще. Но вот и конец пирса. Джо испускает отчаянный вопль и с разбегу бросается в воду. Выставив из воды лохматую морду с темным носом, он шлепает по воде лапами. Андре разворачивает катер. Бип в безмолвной ярости сжимает кулаки и бьет себя по потному лбу. Наклонившись, я выволакиваю из воды Джо. Тот встряхивается, веер брызг разлетается во все стороны и достигает Бипа, но тот, тупо уставившись за борт катера, даже внимания не обращает. Он — в шоке.

Снова разворачиваемся. Крупная зыбь, вкатывающаяся в канал, поднимает и опускает катер. Арика прибавляет обороты. Глазам открывается колеблющаяся, сверкающая ослепительными золотыми искрами океанская ширь. Джо вскакивает на крышу каютки, жмурится, втягивает влажными, трепещущими ноздрями резкий, душистый морской воздух и, радостно, шумно вздохнув, ложится. Арика глядит на меня:

— Спасибо. Если бы не ты, меня бы не взяли.

— Пустяки, — говорю я.

III

Берег удаляется. Солнце, превратившееся в маленький, ослепительно белый сгусток, поднялось в самый зенит. Небо от зноя словно выцвело, стало не голубым, а желтым. Брызги, летящие из-за борта, кропят лицо, руки, но не освежают: вода за бортом теплая, как в ванне. Ветер и солнце осушают брызги, и они испаряются, оставляя на коже белый едкий налет соли. Покосившись на Арику, Бип снимает куртку, рубаху, стягивает майку, но, передумав, вновь заправляет ее в брюки. Андре уже давно сбросил рубашку. Он смугл и костляв. На спине, правом плече и левом боку белеют шрамы. Тут вся биография Андре: шрамы на спине — память о демонстрации против батистовского режима. Арестовали, били в полицейском участке мотоциклетной цепью. Вмятина на боку — след пули, полученной в бою за город Санта-Клара. Два года воевал в отряде Камило Сьенфуэгоса. Бежал по узенькой,