непривычное; не удержавшись, он кувырком полетел вниз и тут же испустил дух, разбившись о землю.

Сегодня исполняется как раз седьмой день со времени его кончины. Ты была с ним дружна, и сын покойного просит тебя пожаловать на поминки, заранее извиняясь за скромность постного угощения. Кроме того, он просит тебя принять в знак памяти дерево каки, которое ему больше не понадобится.

Молодой господин Краб приказал мне просить тебя пожаловать к нам сейчас же, вместе со мной. Посыльный доложил все это очень вежливо.

Выслушав его, Обезьяна сделала вид, что поражена.

— Что я слышу? Господин Краб упал с дерева и разбился насмерть? Да не может быть! Я просто ушам своим не верю. Ай, ай, какое несчастье! Должна сказать правду, есть тут доля и моего греха.

С детства еще жили мы с Крабом душа в душу. Восемь лет тому назад прогуливались мы как-то у реки, и господин Краб нашел рисовый шарик, а я — зернышко каки. Мы тогда же и поменялись ими. Подумать только, что это злополучное дерево выросло из того самого зернышка. Жаль, тем более жаль, что сама я, значит, немного замешана в этом… Если бы я знала, что так получится, ни за что бы не дала ему это зернышко, но он так упрашивал, что я все-таки согласилась… А теперь… случилась такая история… Просто слов не нахожу!.

То ли она лизнула тайком перец, но слезы из глаз полились неудержимо, и она непритворно заплакала.

«И откуда берется только у нее? — удивлялся посыльный. — Ну да посмотрим, скоро мы заставим тебя заплакать настоящими слезами».

Но он не подал никакого вида и еще почтительнее сказал ей:

— Как тебя расстроило это, как ты скорбишь! Покойный наш господин Краб радуется, наверное, в глубине своей могилы. А какой ответ прикажешь доложить моему господину?

— Само собой разумеется, какой. Я очень виновата, что, не зная о случившемся, не пришла до сих пор выразить свои соболезнования, но я хочу исправить эту оплошность и сейчас же отправлюсь проститься с усопшим.

— Как доволен будет молодой господин тем, что ты так охотно согласилась пожаловать. Ну, тогда я пойду немного впереди.

— Я сейчас же следом.

— С нетерпением будем ожидать.

— Сейчас, сейчас буду.

— До свиданья.

— До свиданья, очень благодарна.

Когда посыльный ушел. Обезьяна заговорила сама с собой:

«Ну, конечно, так все и есть, никакого подвоха. У этого болвана Краба зря только глаза навыкате, ничего он ими не видит; ни на что путное он не годится. Вот и теперь: он совершенно не замечает своего врага, который уже рядом. Наоборот, его он настойчиво приглашает проститься с усопшим, упрашивает принять дерево на память… Правду говорит пословица: „Вору же и награда“.

Дурак, ну дурак! Но не будем, однако, болтать об этом, все это в мою же пользу. Пойдем, пойдем на их поминки».

Чем дальше, тем наглее и наглее становилась Обезьяна. Одевшись, как подобало случаю, она отправилась в жилище Краба. Там ее почтительно встретили, склонившись до земли, родственники Краба, чинно рассевшиеся справа и слева у каменной ограды. Видя это, Обезьяна с надменным видом медленно проследовала между ними в переднюю.

Здесь ожидал слуга Краба, который, завидя гостью, с приветствием почтительно поклонился, провел ее коридором во внутренние комнаты и пригласил сесть на приготовленное для нее место.

Обезьяна уселась, где ей было указано, и стала отдыхать.

Спустя некоторое время вышел к ней хозяин, молодой Краб.

— Добро пожаловать, госпожа Обезьяна. Прошу извинить, что принимаю тебя в таком убогом жилище, — вежливо приветствовал он ее.

— А-а! Сын покойного Краба! Неожиданно постигло тебя такое несчастье; представляю, как должно быть тебе тяжело, — отвечала Обезьяна, с важностью высказывая свои соболезнования.

Тем временем начались хлопоты по приему гостьи.

Внесли маленький столик с кушаньями; подали сакэ.

Обезьяна, чрезвычайно довольная, видя, что за ней так ухаживают, совсем забыла про осторожность и стала угощаться, что называется, до отвала.

После обеда гостью провели в чайную комнату, где предстояло пить чай по всем правилам чайной церемонии. Попросив ее отдохнуть здесь, молодой Краб вышел.

Прошло уже порядочно времени, а он все не возвращался.

«Я слышала, что чайная церемония — очень длинная, но мне совсем не под силу терпеть так долго. Ах! Хорошо бы поскорее попить чаю, горло совсем пересохло», — подумала она.

Обезьяна, постепенно отрезвляясь, стала испытывать сильную жажду.

Потеряв всякое терпение и желая выпить хотя бы чашку кипятка, она подошла к жаровне, но только приложила руку к крышке котла, как спрятавшийся заблаговременно там Каштан, рассчитав, что наступил подходящий момент, выпалил в нее так, что только бухнуло, и поразил ее в шею.

Это было для Обезьяны полной неожиданностью, и, ахнув, она повалилась. Но не такая это тварь, чтобы можно было уложить ее с одного раза.

— Ой! Ж…ж…жжет! — завопила она и, зажимая рану, стремительно выбежала из чайной комнаты.

Тут, снаружи дома, поджидала ее спрятавшаяся под навесом Оса.

— Ага! Тебя-то мне и нужно, горная Обезьяна! — И она, выставив огромное острие своего копья, сразу же вонзила его в щеку Обезьяны.

Одна засада за другой; совсем растерялась Обезьяна и, решив, что из всех тридцати шести способов сражаться в настоящее время наилучшим будет бегство, ибо жизнь дороже всего, прикрыла лапами голову и опрометью кинулась прочь.

Но на пути ее уже поджидала Ступка, укрывшаяся в каменной ограде. С глухим грохотом свалилась она на голову пробегавшей Обезьяны и придавила ее к земле. Под тяжестью Ступки Обезьяна не могла даже пошевелиться; распластавшись, она только жалобно стонала.

Тут прибежал уже успевший переодеться в боевые доспехи молодой Краб и, поблескивая перед самой мордой Обезьяны своими унаследованными от отца клешнями, холодно рассмеялся, увидев ее в таком плачевном положении.

— А как ты думаешь, горная Обезьяна, что будет теперь?

— Да, конечно, мне о том…

— Конечно! Об этом и говорить нечего. За то, что ты так безжалостно обошлась с моим отцом…

— Нет… Он сам из-за того, что…

— А! Так ты все настаиваешь на своем?! Ну так я заставлю замолчать твой лживый язык, — сказал он и, раскрыв с щелканьем свои клешни, тут же напрочь отсек голову Обезьяне.

Так славно Краб отомстил Обезьяне за своего отца.